И девочка ликует и смеётся, охваченная счастьем бытия…

Три года прожив под «плюсы и минусы», повидав всякого, в том числе и такого, что лучше бы только в теории, изменившись совершенно, мы обрели другое отношение к жизни и к смерти. Когда знаешь, что каждый звук взрыва, даже очень далекого, обязательно «отзовется» холодным ужасом где-то в солнечном сплетении. Пусть на долю секунды, но так будет. У взрывов, что близко, самый мерзкий звук, который можно представить – отвратительнейший свист и скрежет. Слышишь и чувствуешь – как если бы незапломбированный зуб облили горячим. Облили – а там уже обнаженный нерв. И чувство такое, что весь ты состоишь из оголенных нервов, на которые –кипятком. Или когда видишь, например, как маленький ребенок смотрит вниз с высокого этажа и вдруг ограждение, за которое он держится, начинает шататься.

В той, мирной жизни, такого не было.

Сводки обстрелов - отчаяние, возведенное в степень. Точно такое же, когда читаешь сообщения от жителей Трудовских, Путиловки, Октября. За три этих года у нас появились ужасные «практические» знания. Мы знаем, как пахнет кровь, например. А еще о том, сколько должно пройти времени, чтобы стерлись следы крови на асфальте – минимум месяц. Это на улице. А если в в подъезде, то два-три. Потому что внутри помещения все обходят, стараются не наступать на бурые пятна. А еще знаем – знаем! - что родители, дети которых погибли при обстреле, никогда не могут сдержать рыданий, как бы не старались. И плач этот особый. Он разрезает тебя пополам, как выпавшее из высокого окна стекло. Еще есть масса вещей увиденных в реале и осознанных совершенно с другой точки зрения, о которых просто не хочется не то, что писать, но и думать, вспоминать.

Но забыть уже не получится.

Прожив это все, попробовав горе на ощупь, вкус и цвет, даже фильмы про войну смотришь по-другому. И не только про войну. Детективные сериалы со стрельбой разонравились. Потому что дураки там все. Убивать людей и по телевизору этим любоваться – зачем?! Приезжайте сюда, поживите, посмотрите, как оно выглядит в реале. Совершенно по-настоящему, не понарошку, как они там снимали. Может, какие другие идеи для сценариев появятся.

По-другому воспринимаются трагедии, теракты, катастрофы. Мы-то здесь лучше других теперь знаем, что чувствуют близкие погибших в Питерском метро, в Манчестере, да где угодно. Невзирая на то, что у нас тут постоянные разрушения, ранения, смерти, мы готовы обнять весь мир, утешить любую страну, где случилась беда. Не важно, где эта страна, поддерживает ли наших врагов, или нет. Человеческая жизнь бесценна. Точка. Донбасс искренне соболезнует, сочувствует, утешает решительно всех. Потому что горе на двоих – половина горя. Первая мысль после новостей про Питер или Манчестер – Господи! Как же так можно! Они же там не привыкли к такому!!! И тут же другая – а мы-то что? Мы, получается, привыкли к смерти, постоянному горю, ужасу? Получается, так. По этой же причине вы не найдете ни одного настоящего дончанина, радующегося чьей бы то ни было смерти или призывающего к насилию. Максимально циничное, что я нашла и прочитала в сети, после взрывов в Балаклее, это «Демо-версия войны. Страшно? А Мы так три года живем при вашем молчаливом согласии». Но при этом у этого же блогера до этого поста была запись «Бедные люди. Ужас». И понять нас можно, нервы-то ни к черту. Та же доля скепсиса была при взрыве машины ОБСЕ. Опять же – всем было жалко погибших, но появилась надежда на хоть какое-то «улучшение зрения» сотрудников ОБСЕ.

Но у нас нет не радостных толстых морд, ржущих в камеру, радующихся крушению самолета под Синаем. В Донбассе вы не услышите предложений о создании гетто, о том, чтобы «выжечь Киев там не осталось нормальных, одно быдло».

Но, чтобы понять о чем я, надо все это прожить. А кому такое пожелаешь? Никому. Поэтому вот такая парадоксальная ситуация – при том, что у нас здесь творится, готовы подставить плечо и утешить любого. Мы ж привычные уже. И искренние в своих чувствах, как девочка из известного стихотворения.


Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия...

Галина Скворцова