Между миром и войной перерывчик небольшой

Очередное обострение в Идлибе подвело Россию и Турцию как никогда близко к грани военного конфликта. Опасность скатывания в «случайный» конфликт велика ещё и потому, что никто на самом деле не хочет воевать и не верит в возможность противостояния.

Обе стороны (Москва и Анкара) прекрасно понимают, насколько более продуктивно для них сотрудничество, насколько велики будут издержки от военного столкновения (даже краткосрочного), и поэтому в обеих столицах уверены, что оппоненты не пойдут до конца.

В этом-то и заключается проблема. Не веря в способность оппонента сделать последний роковой шаг, обе стороны испытывают искушение сыграть на повышение ставок, ожидая, что пусть и в последний момент, но оппонент сдуется. В ходе такой игры и таких ожиданий обеим сторонам немудрено пропустить тот момент, когда тонкая грань между миром и войной будет перейдена.

Впрочем, Россия явно пошла на текущее обострение сознательно. Наступления сирийской армии в Идлибе случались и раньше. Но все они носили локальный характер и потому не вызывали острой турецкой истерики. Так, по кусочку, откусывать Идлиб можно было ещё лет пять. Возможно, на каком-то этапе обострение бы произошло, но не исключено, что его удалось бы избежать. Тем не менее, прошедшей зимой было подготовлено (а значит, санкционировано и обеспечено Россией) наступление стратегического характера. На первом его этапе даже самые большие оптимисты среди экспертов не замахивались на освобождение всей трассы М-5, а сейчас уже поговаривают о возможности установления контроля даже над трассой М-4. Освобождено более половины территории провинции Идлиб, находившейся под контролем террористов. Пока что полностью остановить наступление боевики не смогли даже при открытой поддержке турецкой армии. ВКС России, российские военные специалисты и ССО продолжают поддерживать наступающие сирийские части, несмотря на то, что подразделения турецкой армии вступили с ними в прямой огневой контакт.

Таким образом, Москва сознательно организовала широкомасштабную операцию, понимая, что она почти гарантированно вызовет истерику Эрдогана. И не остановила её (несмотря на вполне приемлемые успехи), даже после того, как турецкое руководство начало на практике реализовывать угрозу прямого военного вмешательства.

Ответ на вопрос, зачем это было надо, лежит на поверхности.

Во-первых, было ясно, что интересы России и Турции в Сирии совпадают лишь до определённого момента. Затем они становятся диаметрально противоположными. То есть, кризис всё равно должен был разразиться, пусть и позже. Окончательный уход американцев из Сирии не за горами. После этого только Россия, Иран и Турция могут претендовать на участие в послевоенном урегулировании сирийской проблемы. У этих трёх игроков достаточно много общих интересов, но есть и глубокие противоречия. Причём общее в основном связано с противостоянием третьим силам, в то время как противоречия принципиальны: и Турция, и Иран претендуют на роль регионального лидера на Ближнем Востоке. Но до тех пор, пока в регионе активно присутствует Россия, эта роль им не по зубам — любые действия придётся согласовывать с Москвой, склонной к роли независимого и непредубеждённого арбитра. Следовательно, не исключён вариант ситуативного объединения Ирана и Турции на заключительном этапе сирийского кризиса, с целью уменьшения российского влияния (и присутствия в регионе). Но в предложенном на сегодня Россией формате Иран не готов сыграть на стороне Турции против России и Сирии. Это не в его интересах. И американцы ещё не ушли окончательно из региона. И даже в случае весьма проблематичного успеха приз срывает Турция, а Иран просто потаскает для неё каштаны из огня.

Во-вторых, Анкара сейчас находится практически в международной изоляции. У неё отвратительные отношения с США, ЕС, НАТО (которое Турция совсем недавно пугала возможностью выхода), противоречия с Египтом и арабскими странами Залива. Даже с Израилем холодный мир, не имеющий никаких перспектив перерасти в дружбу (характерную для отношений этих государств на рубеже веков). Если Турция рискнёт втянуться в боевые действия, ей никто не поможет, а сама она не имеет шансов выстоять не то что против России, но даже против сирийской армии, которой будет помогать Россия.

В-третьих, турецкие войска сильно растянуты из-за непомерных геополитических амбиций Анкары. Контингенты находятся на территориях Ирака, Сирии и Ливии. При этом, за турецкими проблемами всегда внимательно следит Греция, не оставившая намерений ликвидировать так называемую Турецкую республику Северного Кипра. Так что на западном направлении требуется постоянно держать мощную группировку. Наконец, на собственно турецкой территории недавно очередной раз силой замирённые курды готовы в любой момент восстать.

В общем, стратегическое положение Турции аховое. Момент донельзя удобный для того, чтобы раз и навсегда определить роль и место Анкары в сирийском урегулировании и купировать лишние амбиции.

Но Турция, в свою очередь, может считать, что стратегическое положение России не многим лучше. Западные санкции никто не отменял. Из строившихся обходных газопроводов успешны лишь проекты, замкнутые на Турцию, остальные Америке удалось временно приостановить. За последние годы активно развивалось экономическое и военно-техническое сотрудничество. У контракта по С-400 может быть продолжение в других сферах, а строительство АЭС в Турции, безусловно, очень интересно Росатому.

Как было сказано выше, прямое военное столкновение (или даже конфликт гибридного характера) наносит обеим странам слишком серьёзные убытки и не даёт никаких очевидных преимуществ. Так что и в Москве, и в Анкаре с полным основанием могли полагать, что оппонент до конца не пойдёт. Не исключаю, что именно для того, чтобы уже на раннем этапе развеять эти заблуждения турецкого руководства, Москва заняла максимально жёсткую позицию, в том числе санкционировав удары по турецким военнослужащим (с учётом уровня контроля над территорией такой удар не мог быть случайным). Россия также осталась равнодушной к милитаристской истерике Анкары, разве что призвала не пороть горячку, но останавливать операцию войск Асада или прекращать её поддержку Москва не стала, просто проигнорировав требования Эрдогана.

Теперь вопрос заключается в том, имеет ли ещё возможность турецкий президент отступить. У него крайне сложное внутреннее положение. Хоть попытка путча была жестоко подавлена, оппонирующие Эрдогану силы невозможно разгромить окончательно. Наоборот, последние выборы показывают рост популярности националистических сил, которым партия Эрдогана начинает уступать. Система держится, по сути, только на харизме лидера. Для поддержания своей харизмы Эрдогану надо постоянно выигрывать. Он же сейчас явно проигрывает в Ливии и в Сирии, своей поддержкой террористов загнал себя в ловушку. Если он сейчас от них публично отречётся, это будет поражение лично Эрдогана, и оно серьёзно подорвёт его внутриполитические позиции. Многие годы бравурной имперской политики (неоосманизма) оборачиваются пшиком.

Впрочем, возможно, удастся придумать какие-нибудь красивые формулировки новых договорённостей, которые позволят Эрдогану хотя бы для своих вернуться в Стамбул на белом коне. Иначе у нас на глазах буквально из ничего может вспыхнуть конфликт, последствия которого для новой конфигурации границ в Восточной Европе и на Ближнем Востоке трудно будет переоценить (если он, конечно, не перерастёт во что-то большее).

До сих пор российская дипломатия демонстрировала высокий профессионализм в улаживании подобных конфликтов. Так что можно надеяться на лучшее (не забывая, конечно, готовиться к худшему). Но при этом не следует упускать из вида тот очевидный момент, что, может быть, не в этом году и не с Россией, может быть, даже после Эрдогана, но Турция почти обречена хоть с кем-нибудь, но развязать войну. Последние двадцать лет Анкара строила свою политику на базе угрозы силой или применения силы (часто гибридной). За это время турецкое общество приучили к завышенной оценке роли и возможностей собственного государства, главное же экстраполяция силы, угроза силой и применения силы стали не просто безальтернативными внешнеполитическими методами Турции, но легитимировались в таком качестве в общественном сознании. Для значительной части турецкого общества компромисс равен позору.

Таким образом, каждое следующее геополитическое отступление или поражение Турции разогревает в обществе жажду реванша. Растёт спрос на войну, пусть не с тем, кто обидел, а с кем-нибудь более слабым. Но всё равно, надо доказать самим себе, что Турция ещё может кого-то пугать. Пока эта тенденция только нарастает и в ближайшее время будет нарастать. Из известных турецких политиков не известен ни один, кто бы заявлял о необходимости её переломить. Наоборот, все пытаются оседлать волну общественного запроса на милитаризм.

В любом случае, потом и с кем угодно — лучше, чем с нами и сейчас.

Ростислав Ищенко