Средняя Азия переходит к следующему этапу формирования альтернативного союза
27 января в Бишкеке была подписана Декларация о всеобъемлющем стратегическом партнёрстве между Киргизией и Узбекистаном. Подписание её является одним из звеньев сложного и многоступенчатого процесса внутренней, а главное, самостоятельной интеграции стран Средней Азии.
Одним из основных условий для выхода на данное соглашение, несомненно, являлся пограничный вопрос вокруг Ферганской долины. С момента распада СССР Узбекистан, Киргизия и Таджикистан жили в условиях до конца не определённых границ долины, которая является центральным узлом региона, что ежегодно порождало вооруженные конфликты, в том числе крупные. Последний между Киргизией и Таджикистаном привёл к серьёзным человеческим жертвам, затронул сотни тысяч человек и был погашен с большим трудом.
Между Узбекистаном и Киргизией столкновений подобного масштаба в последние годы не возникало. Но не следует забывать, что и со времени Ошского столкновения 1990 г. до событий 2010 г. прошло тоже вроде бы немало времени. Оба столкновения унесли до полутысячи жизней, а толпы с арматурой стирали в пыль целые пригородные кварталы и сёла, что говорит о крайней степени ожесточения сторон. Впрочем, находились не только арматура, но и орудия погорячее. И в обоих случаях Ошская, Джалал-Абадская и Андижанская области соседей, а одной из узловых точек становился Узгенский район.
Территория Киргизии охватывает Ферганскую долину подковой с северо-востока, востока и юго-востока. Истоки воды и выпасы — в киргизских горах, основная ирригация и посевы — в узбекской части долины (Андижанская обл.). Точки напряжения находились не только в описанных выше районах, но и по всему периметру, просто в Ошской области со времени Союза ССР сложился по районам иногда равный в долях этнический состав. После распада СССР в каждой республике остались этно-анклавы, а основное сельскохозяйственное производство и вывоз продукции шли через узбекистанскую Фергану. Понятно, что узбекская часть бизнеса в Оше так или иначе имела некоторые, пусть и неявные со стороны, преимущества. И вопрос в том, кто и как эти вопросы будет регулировать и в каких целях.
Поэтому период с 2010 по 2021 год сам по себе не мог быть гарантией автоматического спокойствия в регионе. К марту 2021 г. Ташкент и Бишкек подошли к предметному разграничению территорий. Договорённости в комиссиях выглядели следующим образом. Узбекистан берёт в свою юрисдикцию всё Андижанское (Кемпир-Абадское) водохранилище, где ранее контролировал небольшую часть на северо-западе и гидротехнические стоки.
Киргизия получает сухопутные территории в основном севернее, на стыке с Наманганской областью Узбекистана на склоне Чаткальского хребта (район р. Гава-сай) и 12 районов различной площади. Узбекистан получил в итоге водохранилище и прилегающую местность на 4,5 тыс. га, Киргизия в общей сложности 19,7 тыс. га. В узгенском районе Ташкент и Бишкек обменялись небольшими по площади территориями, а водохранилище договорились использовать по принципу 50 на 50.
Казалось бы, размен был достигнут целиком и полностью при преимуществе Киргизии, но вскоре начались протесты, поскольку территория вокруг водохранилища весьма плодородна, вокруг выращивают один из лучших сортов риса для плова «дев-зира», или золотой узгенский рис. Граница Узбекистана теперь полностью прилегает к главной дороге из Оша, которая огибает водохранилище и уходит через перевалы на Бишкек.
А вот насколько плодородны склоны Чаткальского хребта, многие в Киргизии засомневались. Эти трения не дали Бишкеку быстро вывести договорённости на юридически обязывающий уровень, а отсутствие решения мешало закрепить главные из них, связанные с формированием единого сообщества Узбекистана-Казахстана-Киргизии — договорённости о нём были достигнуты рамочно в июле прошлого года.
Подавляющее большинство обозревателей в России этот саммит пропустили, отнеся его к разряду «символических». Однако в реальности это было как раз диаметрально противоположное мероприятие. И то, что общие договорённости о стратегическом сближении были не просто декларацией, мы увидели, когда в декабре Казахстан и Узбекистан, вечные соперники, сделали, казалось бы, невозможное — заключили Союзный договор, который для стороннего наблюдателя как бы «возник ниоткуда». Нет, он возник за два года кропотливой работы, которую во многом инициировал Токаев как часть долгосрочной стратегии «азиатского центра», и которая вышла на конкретику в этом году.
К.-Ж. Токаев всегда настаивал на том, что одним из главных приоритетов была именно делимитация границ. Это обычно связывали с его прошлым как международника, однако задумка была шире и глубже. Но какой союз, общий торговый, энергетический и производственный контур, если нет чёткого понимания, чей погранпереход? Без решения главной проблемы — границ, а значит и использования водных ресурсов, никак невозможно решить вопросы объединения. Казахстан этим озаботился первым. Теперь Узбекистан и Киргизия решили этот ребус. На очереди Таджикистан.
В октябре-ноябре в Киргизии была вторая попытка затормозить пограничный договор, но в Бишкеке недовольству не дали достигнуть должной степени концентрации, и главы МИД подписали договор об отдельных участках границы и соглашение о совместном управлении водными ресурсами Андижанского (Кемпир-Абадского) водохранилища. В конце января подписывается Декларация о всеобъемлющем партнёрстве, происходит обмен ратификационными грамотами. Сама же Декларация включает в себя 23 соглашения, половина из которых это развитие энергетики, совместных производств, торговли и упрощение таможенных процедур. То есть уже юридически выстраивается тот самый центрально-азиатский политический и экономический кластер.
Важно отметить, что подойти к реализации такого проекта участники смогли за два года, при этом опираясь сугубо на собственную инициативу. Рамки были поставлены в июле с заключением «Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве в целях развития Центральной Азии в XXI веке», а сегодня мы уже видим результаты работы по плану. России на саммите в июле предложили принимать участие в консультативных встречах этого объединения в статусе «почётного гостя», а от идеи «газового союза» Казахстан и Узбекистан в декабре вежливо отказались. И с учётом всего изложенного это неудивительно.
Можно сказать, что путь от соглашений до полноценного объединения «долог и тернист», но тут надо понимать, что во многом речь идёт о воле сторон и целеполагании, которые, очевидно, имеются, если главный вопрос – границ успешно решается и за счёт внутренних ресурсов. А организационные моменты участники за двадцать лет смогли пройти путём проб и ошибок, нарабатывая опыт в структурах ЕврАзЭс и ЕАЭС, где сформирована на самом деле огромная нормативная база. Участникам есть на что опираться. Внешнеторговый оборот Киргизии и Узбекистана в 2017 г. – 250 млн долл., в 2021 г. – 950 млн, в 2022 г. – 1,26 млрд. Это очень впечатляющие темпы роста. И достигнуто это пока без полноценного задействования знаменитых мега-торговых коридоров, ветки которых строятся в реальности довольно низкими темпами и в очень конкретных направлениях.
Всё это не означает, что лет через пять мы получим на юге реинкарнацию некоей торгово-промышленной империи Хорезмшахов. Просто в условиях откровенной пассивности России и торговой экспансии Китая наши соседи решили, что идти в китайский экономический кластер лучше вместе. Но помимо экономики это даёт и политический вес, ведь Казахстан и Узбекистан достигли соглашений и в военной сфере. Такое объединение в будущем позволит региону привлекать инвестиционные ресурсы совершенно иного масштаба, чем по 10-12 млрд долл.
В этом плане автора весьма удивляет то, что у нас даже маститые политологи и экономисты зачастую прямо говорят, что формирование будущего Евразийского экономического пространства, общей рублёвой зоны — это вопрос как бы заведомо и исторически решённый. Как неизбежность смены времён года. Но, как мы видим, даже формат ЕАЭС вовсе не означает, что формируется искомое единое пространство. Не исключено, что к ЕАЭС присоединится Иран, но прежде всего — ради рынка сбыта своих, в том числе и высокотехнологичных товаров. А единое пространство пока всё равно закольцовывается на Пекин, а не Москву.
Но это ведь не то единое пространство, где формируется общая стоимость, а импорт товаров и рабочей силы. Для такой работы и с таким подходом России не нужен формат ЕАЭС как организационно-политической структура, для этого нужны просто соглашения о свободной торговле. Для экономического кластера нужен общий рынок ресурсов, труда, капитала и единая сетка учёта затрат и расчёта стоимости, и тогда речь идёт уже об общей тарифной политике, а для импорта надо убирать пошлины и упрощать процедуры, но не нужно всё остальное.
Зачем вести речь о тарифном регулировании, гармонизации налоговой политики и т. д., если мы де-факто были, остаёмся и, по всей видимости, будем оставаться импортёрами? Когда речь идёт о совместном промышленном производстве в этом регионе, всё это имеет смысл, но когда мы покупаем готовую продукцию, произведённую без нашего участия, то какой смысл в гармонизации тарифов? ЕАЭС перешагнул формат ЕврАзЭС только, к сожалению, на бумаге. На практике нужны совместные производства, где стоимость рабочей силы, интеллектуального труда, сырья, материалов и технологий формируется от всех участников. Вот тут и требуется в том числе и общая тарифная политика, налоговая и т. д.
Почему на этом надо заострять внимание? Потому что здесь и на этом примере можно проследить и проанализировать и многие другие процессы. Ставите задачу создания единого стоимостного пространства, устойчивого перед внешним миром — значит, формируете вокруг себя комплекс с разделением обязанностей и труда. Ставим задачу торговли — значит, торгуем, но вместе над стоимостью не работаем. Вот Китай работает не только как производящая фабрика, но и как сборочный цех готовой продукции: на его инвестиции часть компонентов производится во всей Юго-Восточной Азии, а конечная сборка и упаковка, значит и торговая функция — сам Пекин. Не во всём, но уже близко к 50 % в регионе, если смотреть на балансы внешней торговли. Это общая стоимость.
Примерно в эту схему идут и наши южные соседи, и можно заметить, что эта схема отлична по исполнению от нашей. Поэтому им и газовый союз не столь нужен. Это логично, надо купить — купим, но участвовать в процессах установления общей стоимости нежелательно.
Так что довольно странно слышать, как сама собой, «по щучьему веленью» сложится новая единая валютная или иная зона, Евразия, Орда, СССР и т. д. Мавзолей Джучи находится в Казахстане и, очевидно, что переезжать на северо-запад за Волгу пока не собирается.
Одним из основных условий для выхода на данное соглашение, несомненно, являлся пограничный вопрос вокруг Ферганской долины. С момента распада СССР Узбекистан, Киргизия и Таджикистан жили в условиях до конца не определённых границ долины, которая является центральным узлом региона, что ежегодно порождало вооруженные конфликты, в том числе крупные. Последний между Киргизией и Таджикистаном привёл к серьёзным человеческим жертвам, затронул сотни тысяч человек и был погашен с большим трудом.
Между Узбекистаном и Киргизией столкновений подобного масштаба в последние годы не возникало. Но не следует забывать, что и со времени Ошского столкновения 1990 г. до событий 2010 г. прошло тоже вроде бы немало времени. Оба столкновения унесли до полутысячи жизней, а толпы с арматурой стирали в пыль целые пригородные кварталы и сёла, что говорит о крайней степени ожесточения сторон. Впрочем, находились не только арматура, но и орудия погорячее. И в обоих случаях Ошская, Джалал-Абадская и Андижанская области соседей, а одной из узловых точек становился Узгенский район.
Территория Киргизии охватывает Ферганскую долину подковой с северо-востока, востока и юго-востока. Истоки воды и выпасы — в киргизских горах, основная ирригация и посевы — в узбекской части долины (Андижанская обл.). Точки напряжения находились не только в описанных выше районах, но и по всему периметру, просто в Ошской области со времени Союза ССР сложился по районам иногда равный в долях этнический состав. После распада СССР в каждой республике остались этно-анклавы, а основное сельскохозяйственное производство и вывоз продукции шли через узбекистанскую Фергану. Понятно, что узбекская часть бизнеса в Оше так или иначе имела некоторые, пусть и неявные со стороны, преимущества. И вопрос в том, кто и как эти вопросы будет регулировать и в каких целях.
Поэтому период с 2010 по 2021 год сам по себе не мог быть гарантией автоматического спокойствия в регионе. К марту 2021 г. Ташкент и Бишкек подошли к предметному разграничению территорий. Договорённости в комиссиях выглядели следующим образом. Узбекистан берёт в свою юрисдикцию всё Андижанское (Кемпир-Абадское) водохранилище, где ранее контролировал небольшую часть на северо-западе и гидротехнические стоки.
Киргизия получает сухопутные территории в основном севернее, на стыке с Наманганской областью Узбекистана на склоне Чаткальского хребта (район р. Гава-сай) и 12 районов различной площади. Узбекистан получил в итоге водохранилище и прилегающую местность на 4,5 тыс. га, Киргизия в общей сложности 19,7 тыс. га. В узгенском районе Ташкент и Бишкек обменялись небольшими по площади территориями, а водохранилище договорились использовать по принципу 50 на 50.
Казалось бы, размен был достигнут целиком и полностью при преимуществе Киргизии, но вскоре начались протесты, поскольку территория вокруг водохранилища весьма плодородна, вокруг выращивают один из лучших сортов риса для плова «дев-зира», или золотой узгенский рис. Граница Узбекистана теперь полностью прилегает к главной дороге из Оша, которая огибает водохранилище и уходит через перевалы на Бишкек.
А вот насколько плодородны склоны Чаткальского хребта, многие в Киргизии засомневались. Эти трения не дали Бишкеку быстро вывести договорённости на юридически обязывающий уровень, а отсутствие решения мешало закрепить главные из них, связанные с формированием единого сообщества Узбекистана-Казахстана-Киргизии — договорённости о нём были достигнуты рамочно в июле прошлого года.
Подавляющее большинство обозревателей в России этот саммит пропустили, отнеся его к разряду «символических». Однако в реальности это было как раз диаметрально противоположное мероприятие. И то, что общие договорённости о стратегическом сближении были не просто декларацией, мы увидели, когда в декабре Казахстан и Узбекистан, вечные соперники, сделали, казалось бы, невозможное — заключили Союзный договор, который для стороннего наблюдателя как бы «возник ниоткуда». Нет, он возник за два года кропотливой работы, которую во многом инициировал Токаев как часть долгосрочной стратегии «азиатского центра», и которая вышла на конкретику в этом году.
К.-Ж. Токаев всегда настаивал на том, что одним из главных приоритетов была именно делимитация границ. Это обычно связывали с его прошлым как международника, однако задумка была шире и глубже. Но какой союз, общий торговый, энергетический и производственный контур, если нет чёткого понимания, чей погранпереход? Без решения главной проблемы — границ, а значит и использования водных ресурсов, никак невозможно решить вопросы объединения. Казахстан этим озаботился первым. Теперь Узбекистан и Киргизия решили этот ребус. На очереди Таджикистан.
В октябре-ноябре в Киргизии была вторая попытка затормозить пограничный договор, но в Бишкеке недовольству не дали достигнуть должной степени концентрации, и главы МИД подписали договор об отдельных участках границы и соглашение о совместном управлении водными ресурсами Андижанского (Кемпир-Абадского) водохранилища. В конце января подписывается Декларация о всеобъемлющем партнёрстве, происходит обмен ратификационными грамотами. Сама же Декларация включает в себя 23 соглашения, половина из которых это развитие энергетики, совместных производств, торговли и упрощение таможенных процедур. То есть уже юридически выстраивается тот самый центрально-азиатский политический и экономический кластер.
Важно отметить, что подойти к реализации такого проекта участники смогли за два года, при этом опираясь сугубо на собственную инициативу. Рамки были поставлены в июле с заключением «Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве в целях развития Центральной Азии в XXI веке», а сегодня мы уже видим результаты работы по плану. России на саммите в июле предложили принимать участие в консультативных встречах этого объединения в статусе «почётного гостя», а от идеи «газового союза» Казахстан и Узбекистан в декабре вежливо отказались. И с учётом всего изложенного это неудивительно.
Можно сказать, что путь от соглашений до полноценного объединения «долог и тернист», но тут надо понимать, что во многом речь идёт о воле сторон и целеполагании, которые, очевидно, имеются, если главный вопрос – границ успешно решается и за счёт внутренних ресурсов. А организационные моменты участники за двадцать лет смогли пройти путём проб и ошибок, нарабатывая опыт в структурах ЕврАзЭс и ЕАЭС, где сформирована на самом деле огромная нормативная база. Участникам есть на что опираться. Внешнеторговый оборот Киргизии и Узбекистана в 2017 г. – 250 млн долл., в 2021 г. – 950 млн, в 2022 г. – 1,26 млрд. Это очень впечатляющие темпы роста. И достигнуто это пока без полноценного задействования знаменитых мега-торговых коридоров, ветки которых строятся в реальности довольно низкими темпами и в очень конкретных направлениях.
Всё это не означает, что лет через пять мы получим на юге реинкарнацию некоей торгово-промышленной империи Хорезмшахов. Просто в условиях откровенной пассивности России и торговой экспансии Китая наши соседи решили, что идти в китайский экономический кластер лучше вместе. Но помимо экономики это даёт и политический вес, ведь Казахстан и Узбекистан достигли соглашений и в военной сфере. Такое объединение в будущем позволит региону привлекать инвестиционные ресурсы совершенно иного масштаба, чем по 10-12 млрд долл.
В этом плане автора весьма удивляет то, что у нас даже маститые политологи и экономисты зачастую прямо говорят, что формирование будущего Евразийского экономического пространства, общей рублёвой зоны — это вопрос как бы заведомо и исторически решённый. Как неизбежность смены времён года. Но, как мы видим, даже формат ЕАЭС вовсе не означает, что формируется искомое единое пространство. Не исключено, что к ЕАЭС присоединится Иран, но прежде всего — ради рынка сбыта своих, в том числе и высокотехнологичных товаров. А единое пространство пока всё равно закольцовывается на Пекин, а не Москву.
Но это ведь не то единое пространство, где формируется общая стоимость, а импорт товаров и рабочей силы. Для такой работы и с таким подходом России не нужен формат ЕАЭС как организационно-политической структура, для этого нужны просто соглашения о свободной торговле. Для экономического кластера нужен общий рынок ресурсов, труда, капитала и единая сетка учёта затрат и расчёта стоимости, и тогда речь идёт уже об общей тарифной политике, а для импорта надо убирать пошлины и упрощать процедуры, но не нужно всё остальное.
Зачем вести речь о тарифном регулировании, гармонизации налоговой политики и т. д., если мы де-факто были, остаёмся и, по всей видимости, будем оставаться импортёрами? Когда речь идёт о совместном промышленном производстве в этом регионе, всё это имеет смысл, но когда мы покупаем готовую продукцию, произведённую без нашего участия, то какой смысл в гармонизации тарифов? ЕАЭС перешагнул формат ЕврАзЭС только, к сожалению, на бумаге. На практике нужны совместные производства, где стоимость рабочей силы, интеллектуального труда, сырья, материалов и технологий формируется от всех участников. Вот тут и требуется в том числе и общая тарифная политика, налоговая и т. д.
Почему на этом надо заострять внимание? Потому что здесь и на этом примере можно проследить и проанализировать и многие другие процессы. Ставите задачу создания единого стоимостного пространства, устойчивого перед внешним миром — значит, формируете вокруг себя комплекс с разделением обязанностей и труда. Ставим задачу торговли — значит, торгуем, но вместе над стоимостью не работаем. Вот Китай работает не только как производящая фабрика, но и как сборочный цех готовой продукции: на его инвестиции часть компонентов производится во всей Юго-Восточной Азии, а конечная сборка и упаковка, значит и торговая функция — сам Пекин. Не во всём, но уже близко к 50 % в регионе, если смотреть на балансы внешней торговли. Это общая стоимость.
Примерно в эту схему идут и наши южные соседи, и можно заметить, что эта схема отлична по исполнению от нашей. Поэтому им и газовый союз не столь нужен. Это логично, надо купить — купим, но участвовать в процессах установления общей стоимости нежелательно.
Так что довольно странно слышать, как сама собой, «по щучьему веленью» сложится новая единая валютная или иная зона, Евразия, Орда, СССР и т. д. Мавзолей Джучи находится в Казахстане и, очевидно, что переезжать на северо-запад за Волгу пока не собирается.
Другие статьи
Оставить комментарий
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.