dw.com
Единственными, кто смог частично воплотить коммунистическую идею в жизнь надолго, если не навсегда оказались евреи. Но не все евреи, а евреи Израиля, додумавшиеся до кибуца и не ставшие выводить коммунизм за пределы малой формы.
Они вышли на это гениальное решение стихийно. И эта стихийность тем более гениальна, что европейская практика полна экспериментами, буквально толкавших местных коммунистов к подобному решению.
Вторая половина XIX — самое (до 1914 года) начало ХХ века – время многочисленных европейских экспериментов с коммунами. Они подробно описаны и даже изучались в курсе истории советской школы. Все эти эксперименты начинались и завершались одинаково. Вначале коммуна демонстрировала чудеса эффективности быстро росла и развивалась, но очень быстро, через два-три года, максимум пять лет, вступала в кризис и либо разваливалась, либо ещё какое-то время догнивала, не имея никаких намёков на прежние успехи и никого более не вдохновляя.
Простое суммирование результатов экспериментов должно было подтолкнуть (но не подтолкнуло) европейских марксистов к мысли о том, что коммуна начинает разваливаться после достижения определённого критического для неё размера, то есть, что коммунизм (для того, да пока что и для нашего времени) – удел малых форм. Причина проста: пока коммуна была командой единомышленников, сознательно готовых жить одним общим хозяйством и готовых приноравливаться друг к другу, как это бывает в семье, всё в ней шло хорошо. Как только коммуна начинала богатеть, она привлекала обычных людей, не разделявших коммунистические взгляды её основателей, но готовых разделить их материальный успех.
По мере взрывного роста коммуны, обычных людей становилось всё больше, в конечном итоге – первокоммунисты (отцы основатели) оказывались в абсолютном меньшинстве, принципы взаимодействия членов коммуны менялись, коммуна начинала хиреть и быстро погибала.
Из опыта несостоявшихся коммун коммунисты следующих поколений (марксисты), сделали вывод о необходимости силой обеспечить насаждение в обществе коммунистической практики («винтовкой загоним человечество в счастье»). Действительно, создать и удерживать коммунистическую империю ничем иным, кроме насилия, невозможно. А вот малые формы в виде коммун, могут спокойно процветать, если не будут стремиться к расширению и быстрому распространению своей практики на всё общество. Коммунизм может сосуществовать с иными формами общественного устройства в буржуазном или в постбуржуазном государстве (которые предельно толерантны к осколкам разных формаций, пока те не претендуют на контроль над всем обществом), но именно в форме небольшой группы единомышленников. Доказательство тому – кибуц.
Израильский кибуц – сельскохозяйственная община, построенная единомышленниками на принципах коммуны и максимально закрытая от посторонних, в том числе и от государства, в отношении которого она лояльна, соблюдает его законы, но культурно с ним не взаимодействует и подчёркивает идейную чуждость в отношении большого (сложившегося в государстве) общества. Устойчивость кибуца определяется его закрытостью для посторонних. Войти в общину и стать в ней своим можно после относительно длительного периода адаптации и наблюдения, только после того, как остальные члены общины соглашаются с тем, что их новый коллега полностью совпадает с ними в мировоззренческих установках и готов жить так, как они все (и он тоже) считают правильным. Кто не готов – уходит. Никто, никому, ничего не навязывает насильно. Израиль не борется с кибуцами, а кибуцы не пытаются стать Израилем.
Идея современного украинства была рождена теоретиками на базе наблюдений за общиной запорожских казаков, во многом неточных и приукрашенных, но в целом верно констатировавших её анархичность. Первая попытка создания независимого украинского государства, предпринятая группой энтузиастов, авантюристов и аферистов в 1917-1920 годах, происходила в условиях постимперской анархии: солдаты бежали с фронта, крестьяне делили землю, авантюристы провозглашали государства. При этом наиболее успешным (устойчивым) образованием на территории будущей Украины оказалась махновская крестьянская анархическая республика с центром в Гуляйполе.
Таким образом, анархия, в украинском крестьянском понимании отрицающей какой-либо порядок «воли», оказалась доминирующей идеей, незаметно ставшей фундаментом украинской государственности. Эта идея и сейчас доминирует в Малороссии, Новороссии, Слобожанщине и Донбассе. Но нынешние обстоятельства (наличие сильной России) не дают батькам-атаманам взлететь, как взлетел Махно.
Поскольку минимальная организация нужна даже анархическому сообществу, махновская «республика» базировалась на началах военной демократии. В классической истории её можно было бы сравнить с первоначальными славянскими союзами племён, но наиболее строгое соответствие по форме, наблюдается с первоначальной организацией викингов, которые до объединения в скандинавские королевства жили группами, под руководством ярлов, каждая из которых контролировала один фьорд и на его базе строила свою торгово-промышленно-грабительскую экономику. Они добывали китов и рыбу, пасли скот и отправлялись в торговые экспедиции, которые легко могли стать военными походами, если по пути попадалась достаточно богатая жертва, которую достаточно легко было ограбить. В том числе грабили они и друг друга.
В ситуации с махновщиной мы видим как минимум три совпадения:
· власть военной верхушки, подчиняющейся избранному вождю (батьке, ярлу) до тех пор, пока признаёт его авторитет (аппарат принуждения вооружённых подчинённых отсутствует – они и есть этот аппарат и, одновременно, всё взрослое мужское население);
· значительная роль грабительских набегов в экономике (именно это легитимирует власть военной верхушки, так как обеспечивает львиную долю прибавочного продукта);
· территориальная ограниченность структуры, так как контроль крупной территории требует создания регулярного аппарата управления, то есть установления регулярной государственной власти, а государство этим обществом отрицается.
По этой причине, викинги догосударственной эпохи не завоёвывали беззащитные территории, которые регулярно грабили – они не могли организовать управление ими, не разрушив собственное общество, да и просто не умели ещё организовывать такие сложные структуры. В свою очередь гуляйпольская «республика» была не в состоянии удержать контроль ни над Екатеринославом, ни над Александровском – у неё не было специалистов, способных управлять сложным городским хозяйством. Город давал добычу, но не мог быть постоянной базой.
Конечно, анархистская военная демократия времён Гражданской войны на развалинах Российской империи контролировала территории покрупнее кибуца, но она и строила не коммунизм, а крестьянский мелкобуржуазный рай.
Современная Украина, как уже было сказано, унаследовала от предшественников эту идею анархического крестьянского рая. России ещё предстоит преодолевать эту идею на новых территориях. Главная сложность преодоления будет заключаться в том, что носители этой идеи не будут отдавать себе отчёт в ней, она в них живёт подсознательно, но коренным образом влияет на их отношения с государством, любым государством.
С другой стороны, Украина унаследовала созданный для неё большевиками сложный разветвлённый государственный аппарат – носитель идеи регулярной государственности, нуждающийся в международно-правовой регламентации границ, как признании своего права на управление конкретной территорией. Возникло противоречие между идеей и аппаратом, но оно было быстро преодолено, так как аппарат подсознательно был носителем той же идеи анархического мелкобуржуазного рая и стал её слугой, фактически оставив службу государству.
Альтернативная идея тоталитарной бандеровщины захватила государственную власть, но не контроль над умами. Когда они клянутся в верности Бандере, они имеют в виду не давно убитого нациста с его людоедскими идеями, а ту же самую сидящую в них анархическую идею. За свой мелкобуржуазный рай сражается сейчас (не столько против России, сколько против любой регулярной государственности, за «волю») Восточная и Центральная Украина, как сражались махновцы. Сражались бы и петлюровцы, но их лидеры оказались слишком глупы и самовлюблённы, чтобы точно определить эту точку входа в их души. Махно же был плоть от плоти окружавших его крестьян. Он реально жил теми же мыслями и идеями. Поэтому органично вписывался в их представление о рае земном.
Проблема Украины в том, что она не может победить, даже если бы исторически оказалась более густонаселённой и промышленно развитой, чем Россия. В 1917-1920 годах УНР обладала потенциалом, превышавшим потенциал как воевавших на массе фронтов большевиков, так и поляков Пилсудского, но стабильно проигрывала и тем, и другим, так как, как только занятые друг другом соседи оставляли её в покое (а такое бывало не раз), она начинала бороться сама с собой и разваливаться на владения многочисленных батек. Современная Украина тоже успешно разваливалась без всякого внешнего воздействия. Её территория в разы превышала управленческие возможности сидящей внутри каждого украинца анархичной гуяйпольской махновской республики. Консолидация батек успешно происходит только тогда, когда надо противостоять любой регулярной государственности (стоит тем же американцам пережать с порядком, как украинцы начинают от них отругиваться и защищать свою анархию).
Идею украинства точно выразил батька Ангел в фильме «Адъютант его превосходительства», когда говорил попавшим к нему в плен красным и белым, что пока они вдоль железной дороги воюют, на остальной территории он хозяин. Только он думал, что может на этой территории «тыщу лет воевать», но был не прав. Воевать он мог лишь до тех пор, пока регулярные государства или силы, представляющие регулярную государственность, воюют друг с другом. Как только красные победили, они немедленно под корень извели всех батек, включая самого Махно. Белые сделали бы то же самое.
Таким образом, Украина может существовать только как маленькое (размером максимум с область), преимущественно сельское образование, построенное по конфедеративной схеме – с передачей большинства прав и полномочий общинам и максимальным ограничением в правах центральной власти. Осознавая свою структурную слабость, такая Украина всегда стремится к тому, чтобы её соседи воевали друг с другом и не имели времени и сил подумать о ней. Галицийская тоталитарная бандеровщина является полным антиподом такой Украины, но в силу своей организованности и целеустремлённости всегда способна её покорить. При этом врага галицийская бандеровщина видит в России не случайно. Россия представляет более прочную и мощную государственную организацию, чем бандеровщина, и она (Россия) заинтересована в том, чтобы на её границах существовала не махновщина, а нормальное регулярное государство. Поэтому для бандеровщины Россия является естественным конкурентом.
Бандеровцы давно поняли то, что пока никак не может понять Россия – гуяйпольская Украина будет разваливаться и принимать чужое управление каждый раз, как только её будут оставлять в покое. Организовать её могут только либо русские (как это не раз бывало в истории), либо бандеровцы. Если русские уйдут с каких-то территорий гуляпольской Украины (Малороссия, Новороссия, Слобожанщина, Донбасс) туда немедленно зайдут бандеровцы. Местная власть не способна их удержать, наоборот, признает их руквосдтво с не меньшей, а даже с большей радостью, чем российское. Бандеровцы более обеспокоены идеологическим контролем (чтобы все на мове чирикали), а Россия требует экономической дисциплины. Коренному махновцу наплевать на бандеровские языковые бредни, он с детства уверен, что язык, на котором он говорит (суржик) и есть настоящий украинский. Зато махновец очень не любит, когда регулярное государство заставляет его жить по закону, платить налоги, никого не грабить и (о ужас!) не брать взяток.
Так что везде, где на Украине не будет России, будет бандеровщина. Тоталитарная бандеровщина справляется с большим форматом хуже, чем традиционная имперская бюрократия, но всё же как-то справляется, а махновщина не справляется совсем – её предел Гуляйполе с окрестностями.
