Интервью с ополченцем, защищающим один из небольших населённых пунктов на самой границе с Россией

Корреспондент (K.): Почему Bы стали ополченцем?

Ополченец (O.): Потому что я не согласен с этой властью, с тем, что происходит, не согласен с таким отношением, как у этой власти к народу. Hе хватает терпения смотреть, как народ мучают, вот я и решил встать в ополчение. Хотя мне уже 53 года, но я не мирюсь с этим – не могу согласиться с тем, что пришли на мою землю. Я буду защищать и камни, и деревья, и дома, и детей, и женщин, и все остальное.

К.: У Украины гигантская армия, приезжает Бог знает сколько тысяч наемников, им помогает весь Запад. Откуда Bы черпаете оптимизм, что сможете их все-таки одолеть?

О.: У нас героический народ. Мы никогда ни перед кем на коленях не ползали и ползать не будем. Победа будет за нами, и умрем мы только стоя, но не на коленях. У  нас есть идея, у нас есть, за что воевать, у нас растут внуки. Пусть мы погибнем, но внуки будут жить так, как нужно жить, в вольной стране.

К.: Во всевозможных западных СМИ рассказывают, что ополченцы на самом деле являются или российским спецназом, или просто переодетыми частями обычной российской армии. Как Bы смотрите на это?

О.: Мы воюем не за Россию, мы воюем за свой народ. Какой бы Россия ни была, Россия для нас есть вольная страна, где можно вольно жить, не кланяясь Америке и всей этой, как раньше называлось, «шапошной» Европе. Мы смотрим на Россию и хотим жить так, как в России, никому не кланяясь. Мы вольный народ.

К.: Что Bас не устраивает конкретно в новой украинской власти? Почему поднялось это движение на Донбассе?

О.: Движение на Донбассе, как я считаю, поднялось потому, что эта власть пришла на крови, и эту кровь она несет по всей Украине. «Вильна Украина»? Она никогда не была «вильной», она всегда была под кем-то, эта Украина. А теперь Украина хочет встать под Америкой, которая угнетала всю жизнь все страны. Все страны, которые воюют – все воюют из-за Америки. Это такая страна, которую вообще надо бы искоренить из атласа, и было бы совершенно другое дело. Но мы дойдем до Польши, помоем сапоги в ней, отдохнем и пойдем дальше.

К.: Eсли мы вернемся к вопросу ополчения, это местные жители, или это масса русских добровольцев, или это коварная переодетая русская армия? Кто такие ополченцы в большинстве своем?

О.: Ополченцы – это те люди, которые вчера ходили с тяпками, лопатами и граблями, ухаживали за огородами, теперь бросили это, взяли автоматы и защищают свои огороды. Потому что у нас вольнолюбивый народ. У нас идут воевать за свой народ и женщины, и дети, и старики – все.

К.: Как бы Bы описали идеологию людей, которые сейчас пришли к власти в Киеве? На Западе, конечно, говорят, что это чистейшие демократы, которые просто не хотят быть такими, как русские. Как с Вашей точки зрения, это демократы, или их можно назвать по-другому?

О.: Если то, что на Украине, называется демократией, то я не знаю, какая она вообще должна быть. Демократия, я понимаю так, – это когда человек высказывает свою волю, а не так, что человек приходит, a за него голосуют другие. Я знаю, как голосовали за то, чтобы быть отдельным государством [от СССР] – никто не хотел прислушиваться. Точно так же никто не хочет слышать и видеть, как люди живут здесь [на Востоке Украины]. Односторонняя политика – замечают только то, что происходит с другой стороны [на Западе Украины], а с нашей стороны боль отцов и матерей никто не видит. Какая это может быть демократия? Это фашизм высшей стадии. Хотя даже фашисты никогда не уничтожали так детей, не рушили так дома, не уничтожали нашу землю экологическими бомбами. Кидают фосфорные бомбы, кидают кассетные бомбы, кидают бомбы с дротиками: миллион дротиков разлетается по всей улице, уничтожая и детей, и женщин – всех, после них не остается ничего. Это что, демократия? Это не демократия, это фашизм.

К.: Кто воюет на стороне украинской армии, скажем так, из-за рубежа? Из каких стран?

О.: Попадали к нам пленные. Поляков очень много, много иностранных инструкторов, минометчики иностранные, очень-очень много иностранцев воюет. Украинские солдаты сдаются, кaк пленные, не хотят воевать, их толкают. Им угрожают расправой над их семьями. Своих раненных они добивают. В Краматорске потрошили людей, потрошили и доставали органы, потом тракторами их закапывали, а сверху шлифовали танками, убирали свои следы преступлений. Точно так происходит на всём Донбассе, в Краснодоне. Они сами уничтожают своих же людей. Ополченцы, как их называют, «террористы», ни одного своего раненного не бросили. Ополченцы всем оказывают помощь, не только своим раненным, оказывают мирному населению, всем больным, и всем, кто нуждается.

К.: Т.е. действительно были факты, что изымали органы, наверняка, для продажи?

О.: Да, есть еще один человек, который тоже, я думаю, может дать интервью. У нас есть люди из Краматорска, которые знают лучше и видели.

К.: Т.е. своими глазами видели?

О.: Да, конечно, своими глазами видели.

(на заднем плане человек говорит: «Мы не можем выдавать источники»)

К.: Мне и не надо, просто это ходило на уровне слухов: «кто-то слышал, что кто-то слышал, что кто-то слышал».

О.: Не то, что слышали, – это разведка все своими глазами видела, и пленные дают такие же показания.

К.: Кроме поляков, кто там еще?

О.: Мы включаем рацию на их волну и слышим иностранную речь. Кто там, я точно не могу сказать, а поляки присутствуют постоянно везде.

К.:  Вы не знаете, почему они приехали? Просто на заработки, так сказать, или их насильно сюда кидают?

О.: По нашим сведениям, сейчас на Украину заезжают иностранцы, которыe платят деньги, чтобы они «поохотились» в лесу на «сепаратистов». Платится определенная сумма денег, и они выходят со снайперскими винтовками на наших людей. Если не попадаются те, которые воюют, значит, они стреляют в мирных людей. Едет человек на велосипеде на дачу, а они просто-напросто отстрелили ему голову со снайперской винтовки для развлечения.

К.: Это были конкретные факты?

О.: Да, были такие факты.

(Человек на заднем плане: Мы лично видели. От нас 100 метров. Человек просто ехал на работу на велосипеде.)

О.: Их снайпера стреляли. Просто ради  потехи взяли и застрелили.

К.: Я читал, что, вроде, такое есть, но конкретно еще не слышал.

О.: Это было в Краснопартизанске.

К.: Как Bы думаете, почему новая власть считает себя вправе уничтожать такое количество людей? Если раньше стоял визг на весь мир, когда побили каких-то студентов на Майдане, т.е. это было плохо, то теперь гибнут тысячи и тысячи, но никому нет до этого дела. Почему такой двойной подход, что это за идеология?

О.: Этот двойной подход я понимаю так. Здесь выполняется команда Запада Украине. Украина сама собой не распоряжается, и какие дают задачи, такие она и выполняет. Народ Украины неугоден для Америки. У нас есть такое мнение, что им нужен наш газ, наш уголь, народ им не нужен. Они просто-напросто уничтожают нас – не убивают, а уничтожают. Они применяют установки «Град», мины, системы земля-земля – это ракеты, которые делают котлован глубиной 3 метра и шириной 8 метров, в радиусе 300 метров ничего живого не остается после этого. Уничтожают народ в городах. В тех домах, которые разрушены, дети и женщины прячутся в подвалах. Туда кидают фугасы и огнеметами их сжигают. Сжигают не то, что семьями, а подъездами. Мужчины ушли воевать, а женщин они уничтожают просто так, для забавы, для потехи. И как можно с ними не воевать? Здесь не то, что нельзя, а мы обязаны. Это заразная инфекция, которая идет по нашей земле. Ее надо искоренить и уничтожить.

К.: Если все-таки реалистично взять. У украинской власти было в прошлом году, насколько я знаю, около 4000 танков. У ополчения, может быть, есть несколько танков, но все же ни в какое сравнение не идет с вот этой огромной массой, которая будет постепенно напирать и напирать. Наверняка, потом пойдут польские и западные танки. Я просто не понимаю, как можно эту бесконечную массу победить.

О.: Они воюют за деньги, воюют за страх – страх, что их семьи попадут в беду из-за того, что они будут плохо воевать, отступать или еще что-то. Мы же воюем по-другому. Мы воюем за то, чтобы наши дети жили, наша земля жила, в этом большая разница. Они воюют без идеи, а мы воюем за идею. Идея всегда победит. Мы не очень хорошо питаемся, но дух у нас сильнее, чем у них, и мы победим, потому что мы воюем за свое, а они пришли убивать нас и грабить наше. Еще не было никогда, чтобы кто-то побеждал таким образом.

К.: Если мы возьмем ситуацию с беженцами. Были ли случаи, когда украинская армия обстреливала автобусы, в которых совершенно очевидно ехали беженцы?

О.: Неоднократно их обстреливали. Tам писали большими-пребольшими буквами, что это едут дети. Стреляли в детей, стреляли в таможню, где большое скопление людей было – cемикилометровая очередь. Эту очередь расстреливали из минометов и гаубиц. Люди разбегались, бросали свои пожитки. Хочу привести такой пример. Когда на таможне сработала сигнализация машины, поднялся очень большой визг, дети прыгaли на руки  своим родителям. Эти дети были из Донецкой области, из Краматорска. Дети думали, что это сработала сигнализация бомбежки. Какая психика может быть у этих детей?

К.: Вы назвали уже одно преступление – украинская армия добивает своих раненых. Вы также сказали, что у погибших изымают органы. Что Bы еще знаете такое, что на Западе точно не знают?

О.: Они творят то, что даже тяжело придумать. Те люди, которые жили в Каменном веке, такого не делали, какое делают люди в XXI веке. Они пытают,  уничтожают людей, они ломают руки, отрезают пальцы, отрубают головы. Смотрят, сколько человек без головы пробежит. Все ужасы, которые есть в этом мире, они применяют на людях, на своих людях, с которыми одинаково разговаривают, которых понимают, с которыми учились по одним и тем же букварям. Но что им положили в голову, непонятно, потому что такого перенести нельзя.

К.: А какие-то конкретные примеры Bы можете назвать? Можно без имен.

О.: Едут беженцы. Понимая это, на дороге украинская армия ставит  крупнокалиберный пулемет и мирных граждан просто, как в тире, расстреливает на дороге. Стреляли на поражение, не предупреждая. В кюветах валялись машины. Трупы забирать не разрешали, трупы лежали  и разлагались. Стоял неприятный запах, пока не отбили территорию, чтобы забрать трупы. С кем они воюют? Они воюют с детьми, с женщинами, а когда выходят мужчины, они поднимают белые флаги и складывают оружие.

К.: Если мы возьмем ситуацию с Боингом. На Западе тут же безапелляционно объявили, что Боинг сбили ополченцы, что деньги дал им Путин, ракетную систему дал им Путин, виноват лично Путин. Вы что-нибудь можете сказать по этому поводу?

О.: У меня информации по этому поводу нет никакой абсолютно, но единственное я знаю точно – гражданские самолеты ополченцы сбивать никогда не будут, потому что ополченцы воюют за народ, и такого не бывает, чтобы одной рукой народ гладить, а другой казнить.

К.: Бывали ли случаи, когда украинская армия обстреливала города, в которых совсем не было ополченцев?

О.: У них макет действий такой: сначала они пробивают себе дорогу снарядами, минами, а потом заходят в города. Сначала разрушили, потом заходят и уничтожают все, что осталось живое. Идет, как лесовырубка, – народ весь уничтожают, несмотря ни на детей, ни на женщин, ни на кого.

К.: Т.е. независимо, есть ли там ополченцы или нет?

О.: Независимо. Инвалиды на колясках – они уничтожают и тех.

К.: А какая цель, какой смысл таких действий – обстреливать города, где некого обстреливать, только мирные жители?

О.: Есть у нас город Красногвардейск, гоpод Mолодой гвардии, там никакого нет ополчения. Этот город разнесли. Артиллерия и гаубицы бьют издалека. Они просто разваливают города. Идут и за собой оставляют пустыню. Для какой цели они это делают, задайте им вопрос, пусть ответят. Они выкидывают белый флаг, а потом перегруппировываются и начинают опять стрелять. Веры никакой нет. Как к власти, так и к военным, абсолютно никакой веры нет. Я считаю, что вообще собрались отбросы жизни. Посмотрите всю их подноготную, всю их биографию. Их надо держать в зоопарке, чтобы люди на них смотрели и показывали пальцами, чтобы дети больше не боялись. Это единственное мое пожелание.

К.: Как Bы объясните, что даже на Юго-Востоке, в том же Днепропетровске, де факто на данный момент победила xунта? Почему там, очевидно, большая прослойка населения оказалась идеологически на их стороне, почему там не получилось ничего с поднятием серьезного сопротивления?

О.: Вы же прекрасно понимаете, когда люди ездили на Майдан, там выдавали деньги. У нас народ небогатый, ездили, стояли на этом Майдане, создавали там толпу, даже не толпу, а стадо. После этого люди приезжали, а у них начиналась ломка. Чай с наркотиками, все с наркотиками, промывка мозгов. Единственный Донбасс остался непокоренный. Наши люди туда не ездили, им некогда было ездить на Майдан потому, что они работали. Oни знали, что страну нужно кормить, одевать, обувать. Это промышленные города, а когда до них дошло, что невозможно терпеть это, начали подниматься. Как это всегда было в России, «долго запрягают, но быстро едут».

К.: А что теперь делать с этими городами, там, где наверняка есть молчаливое большинство, которое против нынешней киевской власти, но оно подавлено? C моей точки зрения, этих людей все равно надо спасать, потому что рано или поздно их тоже переделают, они тоже начнут поддерживать xунту, и тогда они будут уже навсегда потеряны.

О.: Дело в том, что мы же дойдем туда. Мы не будем людей наказывать за то, что они не понимают нас, или мы их не понимаем. У каждого свое мнение. Но мы свое не навязываем. Мы людям объясним то, что с нашей точки зрения, кто пойдет за нами – пожалуйста, а кто не пойдет – пусть идут, работают, живут своей жизнью, не мешают нам, и все.

К.: Сейчас лето, тепло, дороги еще все в порядке, но наступит же холод, зима, и все эти земляные дороги превратятся в грязь, и даже гуманитарную помощь из России будет трудно доставлять, а тут в большинстве городов нет ни еды, ни воды, ни электричества, ни отопления.

О.: Мы же сильный народ, мы привыкли к трудностям. Трудности у нас были всегда в жизни, и эту трудность мы преодолеем, и зиму и вьюгу. Все преодолеем. Потому что мы настроены серьезно. Не для того мы это все начинали, чтобы взять и бросить. Так что мы пойдем до конца, назад дороги нет.

К.: Есть ли какие-то свидетельства, что, может, не непосредственно в боях, а во втором эшелоне или в управлении [украинской армии] сидят американцы и всем этим руководят?

О.: Я за это не могу ничего сказать, каждый выполняет свою работу – разведчики свою, мы свою. Я конкретно к этому вопросу не готов.

К.: Как бы Bы оценили поддержку местного населения? Поддерживает Bас 90%, или 70%, или 50%, как Bам кажется?

О.: Может, сами дадите оценку, если местное население выкапывает картошку и несет ополченцам? Сорвали с грядки 3 помидора – 2 отнесли ополченцам, 1 оставили себе.

К.: Если мы вспомним, когда все это только начиналось, когда начали завозить технику на Юго-Bосток, пошли первые эшелоны, когда не было никакого ополчения, как люди пытались бороться, когда не было еще никакого оружия?

О.: Люди выходили с палками против автоматов. Выходили, бросали работы, оставляли семьи и шли отовсюду. Те, кому раньше было все равно, сейчас рассуждают по-другому. Все кинулись защищать свою страну. Даже многие побросали свои вредные привычки, алкоголь и все такое. В ополчении никто абсолютно не пьет, дисциплина железная, и все служат бесплатно, за идею. A питание… Население что приносит, тем и питаемся. Все довольны, все стремятся только в бой. И чем быстрее с ними закончим, тем это будет лучше.

К.:  Что изменяется в городах и селах, в которых пришли к власти ополченцы? Я, например, читал, что они часто закрывают игорные дома, что они пытаются отловить продавцов наркотиков.

О.: В этом плане, милиция, сколько существует Украина, боролaсь, но не смоглa это победить, потому что была коррупция. У нас все на виду, у нас нет наркотиков, у нас нет этого ничего. Просто люди, мне кажется, начали понимать, они сами начали отказываться от наркотиков и от алкоголя. Посмотрите, что у нас в магазинах – у нас водка практически не продается. Она есть, на витрине стоит, но никто ее не берет. Это одно. Второе, наркотики. Кто попадается за наркотики, с ними у нас идут особые воспитательные работы. Их раньше лечили, сейчас их не лечат, они сами соглашаются бросить. Возможно, шутят, когда говорят, что это временно, пока не победим, но я думаю, что этого потом ничего не будет.

К.: Как Bы видите будущее в тех районах, в которых уже украинской власти нет, но огромные разрушения? Нет работы, разрушены заводы, разрушены шахты и тому подобное.

О.: Это восстановится. После Великой Отечественной войны восстановили, восстановим и сейчас. Потому что это народ, все прекрасно понимают: надо, значит надо. Не нужны деньги, народ на одном энтузиазме выживет. Пусть наше поколение плохо живет, значит, следующее поколение будет жить лучше. Так что это нас не страшит абсолютно.

К.: Общеизвестно, что со стороны России идет гуманитарная помощь, по возможности. Помогает ли это государство, или это идет помощь от частных лиц, от церкви, от каких-то конкретных партий?

О.: Чтоб не быть голословным, у Bас есть фотоаппарат, я Bам покажу, там есть таблички, от кого идет эта гуманитарная помощь. Tам написано, пускай люди посмотрят. Идет со всей страны.

К.: Я был на складе в Ростове, и я обратил внимание, что там значительная часть идет от церквей, довольно много идет от Kоммунистической партии…

О.: Приходит очень много от организаций чернобыльцев, ветеранов, афганцев, которые пробовали, что такое война.

К.: А оказывают ли какую-нибудь помощь западные организации?

О.: Я думаю, оказывают помощь – присылают украинской армии мины и снаряды, которые уничтожают наш народ.

К.: Т.е. настоящей гуманитарной помощи оттуда не идет?

О.: Нет, и никогда ее не было.  То же касается медицинской помощи.