Два дня по фронтовым дорогам: с Луганщины до Приазовья. Репортаж Андрея Краснощёкова

День первый.

В Луганск из Донецка теперь можно вновь скататься «одним днём». Путь для не желающих видеться с украинскими солдатами теперь пролегает через Шахтёрск, Снежное, Харцызск. Здесь, впрочем, вы также встретите пару десятков блокпостов, где проверяют документы бойцы народных республик. Делают они это каждый на свой лад: кто-то заглядывает в окошко, улыбаясь, кто-то повелительно машет рукой, другой, не здороваясь, просто просит показать багажник. Документы прессы, даже без исследования «национальной принадлежности», как правило, вызывают уважительную приветливость. Иногда повстанцы, слыша слово «журналисты», удивляются, настораживаются и тогда контролёр (чаще всего на постах это юные местные пареньки, лет до 23-х) звонит по рации «старшему». Старший приходит, рассматривает пресс-карты, паспорта более тщательно и желает приятной дороги. Иногда предостерегает:

— Там впереди бахают.

Или:

— Вчера там укропы постреливали.

Путь между «столицами республик» местами весьма живописный, часто извилистый. И почти всегда по совершенно разбитой дороге. Geely нашего таксиста неустанно скрипит, трещит, стучит подвеской. Иногда разбиты не только дороги.

На границе ДНР и ЛНР видим своеобразный пограничный столб (не подумайте, что я хочу оскорбить чувства верующих). Ильичу вручили «муху», подвесили российский флаг. На заборе слева надпись жирной кистью «Слава Сталину!». На следующем посту флаг со Спасом-Христом. В который раз задумываюсь, что юго-восточный вооружённый мятеж своей парадоксальной идеологической начинкой напоминает московский Октябрь 1993 года.

Тем временем, седой ополченец обращает внимание, как я фотографирую памятник, улыбается:

— Нашего не завалишь, он у нас при деле.

Другой спрашивает, показывая на пластиковый ящик на бетонном блоке:

— Мелочёвки не подкинете?

Едем дальше, спустя короткую дистанцию теперь уже почти молитвенная бетонная запись, в два человеческих роста, годов 70-х: «Славься в веках, ЛЕНИН». Хорошо, что хотя бы это в российский флаг не выкрасили…

Внезапно понимаем, что нужно прижаться к обочине. По встречке с грохотом движется танковая колонна. Не менее десяти машин. Снимаю прямо из салона и уже предчувствую резонанс в твиттере, видя российский флаг на одном из танков. Какое поле для манипуляций массовым сознанием! Фотки можно легко представить колонной, движущейся от российской границы, можно снабдить гео-тэгом и придать фотоснимку ещё какую-нибудь «сенсационность». Впрочем, как ни подпиши — отпущенное в твиттер почти сразу начинает жить своей жизнью. Только вот не все из читателей светящихся лент догадываются, что желающие séparer от Украины (а яснее — сепаратисты) катаются здесь на бронетехнике под российскими знамёнами с концовки апреля. Да и бронетехнику в разном состоянии можно отыскать во многих фронтовых селениях: хоть каждый час «сенсации» выпускай.

По пути солнышко, но иногда совершенно жуткие картины. Вот сельский поворот, и весь десяток домов на нём выжжен до кирпичного основания. На другой стороне чернеют расплавившиеся торговые киоски. Не можем останавливаться здесь для съёмки, торопимся. Едем мы за Луганск, к селу Смелое. Там более двух недель держалась в окружении часть бригады украинских десантников. Вечером предыдущего дня, 27 октября, после ультиматума командования ЛНР они покинули позицию, часть техники оставив, другую взяв с собой. Ситуация оставалась неясной. Но как рассказал нам позже зам. министра обороны с позывным «Коммунист»: вёл колонну от поста он сам, в первом БТР. Благодарил командующего с украинской стороны за понимание, за «поступок». Назвал войну братоубийственной и отметил, что лишней крови луганским бойцам не хочется. Я смотрел на его кожаную фуражку с красной звездой, на глаза и чувствовал, как твёрд, но как устал этот человек.

На самой Бахмутке — дороге меж Смелым и Хорошим, с панорамным видом на Славяносербск, мы находим серьёзно укрепляющийся блокпост. Снимать не дозволяют. Многие бойцы в папахах, в «пиксельном» российском камуфляже или в «горках». Говорю с четырьмя. Двое признаются, что из России, ещё пара, что местные. Здесь неожиданно узнаю, что Славяносербск то ли весь, то ли по краю — занят ВСУ. Впрочем, это был тот случай, когда новоприбывшие ещё сами не очень-то владели обстановкой. На горизонте в это время привычные уже дымы, которые и снимать не хочется. Становится очевидно лишь, что река за Славяносербском — горячий фронтовой участок.

— Наша задача отразить наступление на этом поле, — показывает в сторону тот, что назвался россиянином.

На другом углу перекрёстка ещё славяне, заросшие, как минимум с небритостью, а иногда и бородами. Популярна «казачья» символика, как на рукавах, так и на легковушках. На посту ближе к Луганску и вовсе встречаем болгарина.

На обратном пути в Донецк таксист пробует другую дорогу. В сумерках свистим тормозами. Чуть не скатываемся с обвалившегося моста. Выходим осмотреться, вокруг темнеют несколько миномётных дырок. Сам мост над железнодорожными путями скорее всего подорван специально. Разворачиваемся.

Уже в кромешной темноте, на другом участке трассы, километрах в 15−20 от Луганска, видим БТР с военными на корпусе, за ним колонна грузовиков. Гуманитарный конвой? Похоже, но и нет. Напомню, что описываю 28 октября, а на часах 18 часов по московскому (и «республиканскому»). Россия лишь анонсировала выезд конвоя, а здесь перед нами уже мчат штук 20−30 большегрузных машин. Не уверен, что все «Камазы». Фуры разные, не все белые, многие каких-то коммерческих «дизайнов». Едут в Луганск. Ну что ж, провожаем вереницу красных огоньков уставшим взглядом.

День второй

На утро принимаем решение ехать из Донецка в направлении Азовского моря. Сообщения СНБО, «Пресс-центра АТО» рассказывают об «обстрелах террористами» сёл Талаковка и других. Ополчение в своих лентах заявляет о метании ракет «Града» в своём направлении. Нужно проверить.

Путь вновь проходит всецело через ополчившиеся на Киев территории. Можно было бы и через Волноваху, но жалко время: недавний опыт с Дебальцево, где украинские солдаты были хотя и приветливы, но продержали полтора часа, так и не пустив никуда, лишний раз доказывает: даже европейской прессе на этой войне проще работать со стороны «сепаратистов». Они и словоохотливее, и приветливее. И не так ждут слова «старшего», чтобы сделать какой-то шаг. Анархия, вольница? Отчасти, возможно. Разные командиры, со своими порядками.

Вот приехали в Тельманово. Небольшой городок, где не оказалось даже чайной. Узнаём имя местного коменданта, заходим в его кабинет в здании бывшей милиции. На столе портретик Сталина. Рассказывает довольно искренне об обстановке. Седой, сдержанный. Нет сомнений, что с Донбасса. Отправляет на районы сёл Луково, Таврическое. Там передовая, находим группировку ополчения. Узнаю по голосу местного полевого командира. Он, в «арафатке», рассуждает, залитый солнцем, возле подбитого и ремонтируемого БМД, о том, что не понимает, зачем было нужно это «перемирие», которое не соблюдается. Утверждает, что Новороссия состоится, как государство, не смотря ни на что. И добавляет:

— Мы не считаем себя террористами. Если бы мы были террористами, то жители нас бы боялись. А они не боятся. Значит, кто-то врёт. А врать нехорошо.

Несколько единиц неповреждённой снарядами, но весьма потрёпанной в целом лёгкой бронетехники, он называет «целиком отжатой у украинцев». Показывает на замазанные белые полосы.

Садимся в своё такси, впереди машина с этим же командиром. Везёт и показывает на холмы с другой стороны реки Кальмиус (линия фронта): вот, дескать, за теми-то стогами танки «укропов», а за тем кустарником их же РСЗО «Град». До места, куда он указывает — километра два с половиной. А совсем рядом с нами небольшая деревушка.

— Обстреливали оттуда это село вчера, разворотили дома, а нас там и не было…

Но сейчас они здесь, хотя и небольшой группой. И мы рядом с ними. Ещё раз смотрим на угадывающуюся вдали от нас бронетехнику, с направленными на нас пушками и решаем не задерживаться.

Неподалёку на дороге бродит мальчик лет девяти и с ним парень лет четырнадцати, с нарушением речи. Показывает дырку от мины в дороге, раскрывает ладонь с большим осколком. Спрашиваем маленького:

— Не страшно?

— Да этих осколков здесь очень много. И там, и там, — не понимает вопроса мальчишка. Улыбается.

На почти лысом подсолнуховом поле бродят две фигуры: мужчина и женщина. Подходим, они посмеиваются, сниматься не хотят. Поднимают с земли куски высохших подсолнуховых верхушек, палочкой отряхивают семечки их в ведро:

— Собираем для кур.

Едем дальше, на Новоазовск. Очередной блокпост нас задерживает. Молодой парень, совершенно наивный, представляется донецким и говорит:

— Старший сказал вас подержать.

— А ещё приказал покормить, — шучу я.

— Так вы голодные? Хотите тушёнки?

Рассматриваю вопиюще не замаскированную бытовку, процесс колки дров. Затем снова прошу рацию у бойца, пытаюсь убедить кого-то на противоположном конце линии пропустить нас в направлении Новоазовска.

— Нет. Приказ командира.

Голос в эфире ссылается на то, что «украинцы активизировали работу артиллерии» и, дескать, «мы беспокоимся за вашу безопасность». 

На обратном пути в Донецк узнаём, что в обстрелах в треугольнике Мариуполь-Тельманово-Новоазовск обвиняют друг друга уже обе стороны. Блогосфера к обвинениям активно подключается. Война с раскинувшихся вокруг нас полей переходит в плоскость «кто кого переретвитит».

Автор текста и фото: Андрей Краснощёков