Мнение: Они бы убивали, если бы могли

фото:www.liveinternet.ru

Посольство любой страны является частью ее суверенной территории, а нападение на него – актом агрессии. Именно этот принцип экстерриториальности делает, к примеру, невозможным арест укрывшегося в посольстве Эквадора в Лондоне Джулиана Ассанжа, несмотря на все желания американских и британских спецслужб и запросы шведского феминистского правосудия.

Но, разумеется, этот принцип не ограждает посольства от атак. Для этого, как правило, используются формально независимые от правительства экстремистские, а то и террористические организации. Такое прикрытие позволяет нападать на посольства, балансируя на грани casus belli.

Но и без объявления войны атаки экстремистов на посольства имеют серьезные последствия. Вспомним 1979 год в Иране и захват посольства США и американских дипломатов. Этот инцидент похоронил отношения исламской республики и западных стран на несколько десятилетий, и разрядка произошла лишь недавно.

Атака на посольство России в Киеве относится к тому же разряду инцидентов и способна была бы похоронить отношения РФ и Украины, если бы было что хоронить. Но систематическая политика якобы не государственного терроризма, осуществляемого киевским режимом в последние месяцы, и так похоронила уже все что можно.

Сперва энергоблокада террористами Крыма, затем блокада бандитами транспортных перевозок России с Европой – и все это с издевательской усмешкой: «Мы их не контролируем и ничего не можем сделать», – усмешкой, уместной из уст провалившегося государства типа Сомали, но никак не «еуропейской державы», претендующей на евроассоциацию.

Хочется ответить: «Если вы не можете поддерживать в стране элементарный порядок, то удивительно ли, что разные части вашей «державы» разбегаются в разные стороны и вы их не можете удержать?»

Но, разумеется, эта неспособность – лицемерие. Когда надо защищать от атак «правосеков» Верховную Раду или лично Порошенко, украинское МВД вполне справляется. И безнаказанность антироссийских акций, в частности атак на посольство, означает лишь то, что режим их поддерживает и в них заинтересован.

О том же говорит и стопроцентная скоординированность камней в посольство с криками «За Надю!» и виртуальных камней с тем же самым криком со стороны нашей проукраинской оппозиции. Ее представители последние несколько суток бьются как в падучей, рассказывая очередные сказки то про голодовку Савченко, то про ее отвагу и героизм. Леонид Гозман договорился даже до того, что якобы и для тех, для кого «Крым наш», Надежда Савченко тоже «герой».

Зачем нужна это ложь – совершенно очевидно. Дело не в личности фанатичной украинской националистки, участницы карательной операции. Дело в принципе. Несмотря на весь устроенный в зале суда цирк: песни, вышиванки, голодовки, угрозы и выкрики, – Савченко и ее защитники провалились в главном.

Обвинение вполне убедительно доказало, что карательница занималась наведением артиллерийского огня на мирное население Донбасса. То есть совершила военное преступление по законам любой цивилизованной страны.

Осознанное убийство гражданских лиц – самый мерзостный аспект любой войны. Участвуя в этом преступлении, никто не может оправдаться тем, что он солдат и просто исполнял свой долг. Даже при самой справедливой войне ведение ее при помощи убийства гражданских вызывает всеобщее осуждение.

Вспомним бомбардировки союзниками Дрездена в 1945 году. Шла война за искоренение зла – нацизма. Гражданское население Германии в большинстве своем было настроено пронацистски даже в конце войны. И все же виновник бомбардировки Дрездена сэр Артур Харрис так никогда и не стал пэром и был вынужден уехать из Британии в Южную Африку, так как столкнулся с бойкотом в лондонском обществе. И это после Ковентри, после всего, что Британия пережила от нацистских бомбардировок в 1940 году.

Украина с самого начала Донбасской войны избрала террор против гражданского населения ее основным методом. Потери гражданских от артиллерийских и минометных обстрелов, от расстрелов и пыток значительно превышают потери ополченцев или ВСУ в боях. Эта война совершенно односторонняя. Никому еще ни разу не удалось небездоказательно обвинить ДНР и ЛНР в сознательном уничтожении мирного населения.

И это, конечно, не случайно: украинская сторона уничтожает людей, про которых уверена, что они в любом случае будут поддерживать «сепаратистов». Будут, потому что считают себя русскими по культуре и донбассцами. То есть ВСУ проводят истребительную политику в отношении граждан Донбасса.

И Савченко была активной, убежденной, энергичной участницей этой политики. В этом смысле она такая же «героиня Украины», как нацистский каратель Роман Шухевич. И она, и он видят торжество украинской идеи в уничтожении всех, кто смеет не желать украинизироваться, неважно, будь это вооруженный ополченец, журналист, женщина или маленький ребенок.

Почему же наши оппозиционеры пошли в такую яростную психическую атаку «За Надю!» в стопроцентной координации с «Правым сектором*», так что Гозмана не отличить от Яроша, а батальон «ПАРНАС» от батальона «Азов»?

Гуманизм и прочие подобные химеры тут ни при чем. И для Киева, и для московской оппозиции важно не допустить приговора. Для них непереносима сама мысль, что истребительная политика и ее исполнители будут в лице Савченко осуждены. Да еще и российским судом. Что тем самым будет закреплена российская юрисдикция в подобных делах.

Россия, конечно, тоже совершила ошибку в том отношении, что дело Савченко оказалось одиноким. Что в руках нашего правосудия не находятся десятки и сотни «Надь» всех полов, возрастов и воинских званий, что в российских тюрьмах не голодают пухлые артиллеристы, убившие «Горловскую мадонну» и десятки других донбасских детей.

Именно одиночество дела Савченко позволяет лепить из нее героиню и страдалицу, затуманивая элементарную суть происходящего: судят наводчицу, осознанно и с энтузиазмом помогавшую уничтожению мирных людей, включая журналистов. Судят убийцу.

Все «миротворческое» движение российской оппозиции, все заявления о «непризнании аннексии Крыма» и «осуждении российского вторжения» лишь слегка лакируют тот факт, что и каратели в Киеве, и их пособники в Москве требуют карт-бланш на убийство мирных граждан, по сути, на детоубийство.

Когда Навальный, Касьянов, Гозман, Макаревич ходят с плакатом «Нет войне!», они хотят не мира, а именно одностороннего и беспрепятственного продолжения Киевом истребительной политики. Когда они говорят: «Свободу Наде Савченко!» – они имеют в виду: «Не мешайте Наде убивать дальше».

Они и сами бы убивали, если бы могли. История с избиением старика на марше памяти Немцова активистами «Демвыбора России» показывает, что политическое насилие эти активисты осуждают, только если оно направлено против них. И защитники «Нади», скорее всего, с удовольствием и сами бы скорректировали огонь по российским журналистам, которых они именуют «пропагандистами».

Мне кажется, мы недостаточно осознаем эту проблему. У нас в стране вполне легально и беспроблемно действуют лица и организации, которые отождествляют себя с убийством детей, с уничтожением российских журналистов, которые, как недавно сваливший Илья Пономарев, открыто сожалеют, что украинские силы не открыли огонь по нашим солдатам в Крыму...

Фактически они воспринимают ВСУ как боевое крыло в своей гражданской войне против России, ее государства, ее народа и всех людей русского мира.

Соотношение между Гозманом/ПАРНАСом и Савченко / «Правым сектором» примерно таково, как соотношение между партией «Шинн фейн» и террористической ИРА на пике ее активности. Одни убивают, другие выдвигают политические требования.

Я не большой поклонник политических ярлыков вроде «пятая колонна». Но напомню, что это понятие родилось во время гражданской войны в Испании, когда Эмилио Мола сказал, что у него четыре колонны мятежников идут на Мадрид, а пятая из диверсантов, саботажников и просто сочувствующих – в самом Мадриде.

Надо понимать, что деятели нашей «пятой колонны» и в самом деле воспринимают сложившуюся ситуацию не как политический спор, а именно как гражданскую войну. Войну, в которой они, в отличие от камнеметчиков у посольства в Киеве и минометчицы Нади, пока не могут стрелять. Но это – пока.

Егор Холмогоров