«Кандидат Кремля» хочет похоронить Приднестровье и изгнать Россию

Иллюстрация: Stavropol.batyanya.ru

«Кандидат Кремля» (во время предвыборной кампании), «пророссийский» (для большинства его избирателей) Игорь Додон, избранный 13 ноября 2016 года Президентом Молдавии, оставляет всё меньше иллюзий относительно своего «пророссийского» имиджа. Он уже успел отметиться тезисом о том, что «пророссийскость» — это всего лишь «клише», а на самом деле г-н Додон планирует и далее реализовывать курс на европейскую интеграцию с некоторыми «косметическими» изменениями типа активизации работы на направлении Евразийского Экономического Союза. Кроме того, И. Додон вновь заявил о «нейтралитете» Республики Молдова, что предполагает вывод иностранных (читай — российских) подразделений с территории Приднестровья. Г-н Додон пока молчит о миротворческой операции, однако и ее ликвидация является лишь вопросом времени, что подтверждается некоторыми программными установками избранного президента РМ, пишет ИА REGNUM.

Тем не менее, об И. Додоне по-прежнему говорят как о «пророссийском» политике, причем с одинаковым упорством это делают и в Молдове, и в России, и на Западе. В Молдавии, как правило, Додон упоминается в «пророссийском» качестве тогда, когда надо напугать Запад «российской угрозой» и чем-то гибридным из Москвы. Это дает возможность снова и снова просить Брюссельский и Вашингтонский «обкомы» о поддержке и материальном стимулировании. На Западе упоминают о Додоне как о «пророссийском» политике тогда, когда сами хотят испугаться либо же добросовестно заблуждаются на его счет, недооценивая то влияние, которое имеют на И. Додона другие политические фигуры Молдавии, прежде всего В. Плахотнюк. Наконец, в Москве победу на выборах И. Додона представляют как победу пророссийских сил прежде всего те, кому пришлось бы отвечать на неудобные вопросы о том, почему за последнее время в Молдавии так и не появилось по-настоящему пророссийских политиков, и российская сторона вынуждена тратить огромные ресурсы на поддержку тех, чья политическая лояльность начинает подвергаться эрозии задолго до реальных дел.

Остановимся на одной из причин, на основании которой И. Додона считают «пророссийским» политиком — речь идет о федеративной модели урегулирования отношений между Молдавией и Приднестровьем. Действительно, еще в 2013 г. Додон выдвинул «Концепцию Основных принципов Молдавской федерации». По своему содержанию проект документа весьма похож на парафированный, но так и не подписанный «Меморандум Козака», 10-летие которого отмечалось именно в 2013 г. Однако между «творчеством» И. Додона и проектом российской стороны есть существенные различия, которые говорят о том, что нынешняя генерация молдавских политиков не особо отличается от своих предшественников и в целом от политического класса Молдавии, стремящегося подчинить себе Приднестровье и не собирающегося идти на реальные уступки.

По сравнению с «Меморандумом Козака», в «проекте Додона» появились существенные изменения.

1. В документе постоянно проводится мысль о том, что целью является создание «единого» государства, основанным на принципе «единства территории, единого оборонного, экономического, правового и социального пространства». Такое «единство» явно не соответствует базовым принципам федеративного устройства. Кроме того, понятие «единое государство» противоречит уже имеющемуся в переговорном процессе понятию «общее государство», которое было закреплено в Московском Меморандуме «Об основах нормализации отношений между Республикой Молдова и Приднестровьем» 1997 г. Жесткие формулировки, содержащиеся в «проекте Додона», больше свойственны для унитарного госустройства, а не для федеративного.

2. Появляются три формально равных субъекта — «Республика Молдова, Приднестровье и автономно-территориальное образование Гагаузия». Формально данные субъекты равны, на практике это далеко не так. Республика Молдова непосредственно управляется федеральными органами, в связи с чем можно говорить, что Республика Молдова совмещает статус и субъекта федерации, и федерального центра. Что касается Приднестровья и гагаузской автономии, то их статус действительно выравнивается, причем это Приднестровье приближается к автономии, а не автономия «вырастает» до уровня реального субъекта федерации. «Меморандум Козака» не предполагал равенства Приднестровья и Гагаузии, несмотря на то что последняя также становилась субъектом федерации; у приднестровской стороны полномочий было больше. Это проявлялось даже в наименовании: по «Меморандуму Козака» Приднестровье как субъект федерации именовалось бы «Приднестровская Молдавская Республика».

3. В отличие от «Меморандума Козака», в «проекте Додона» нет фиксированного распределения мест в палатах парламента между субъектами федерации. Вместо этого применительно к сенату вводятся расплывчатые формулировки об «обеспечении должного представительства», а нижняя палата — Палата Представителей — вообще формируется исходя из принципа пропорционального представительства в зависимости от численности населения субъекта федерации. Достаточно вспомнить, что в МССР население нынешнего Приднестровья составляло примерно 17% — естественно, что при таком «пропорциональном представительстве» ни о какой защите интересов приднестровской стороны говорить не приходится. Всё, что останется приднестровским депутатам в такой модели, — это сформировать территориальную фракцию, обозначать своё присутствие, иногда выступать с заявлениями протеста и не мешать работе остальных депутатов.

3. В отличие от «Меморандума Козака», в «проекте Додона» вообще не упоминается о возможности применения субъектами федерации права вето или об обязательном согласии Приднестровья на заключение международных договоров, затрагивающих его интересы. В «проекте Додона» указывается, что представители субъектов федерации могут привлекаться к переговорам только в том случае, если международный договор будет затрагивать предметы совместного ведения центра и субъектов. В случае если международный договор заключается по предметам ведения федерации, то участие субъектов не является обязательным. Иными словами, центр будет вправе подписать любое внешнеполитическое соглашение, хоть об ассоциации с НАТО, а субъекты никак не смогут возразить этому. Что касается права вето, то в «Меморандуме Козака» предусматривались различные механизмы защиты интересов приднестровской стороны, в т.ч. через право вето по отдельным вопросам в Сенате и конституционном суде.

4. В соответствии с «проектом Додона» может быть запущен масштабный процесс пересмотра отношений собственности. Такой пересмотр будет основываться на нормах о том, что отношения собственности должны строиться на положениях законодательства федерации и зависеть от распределения полномочий на предметы совместного ведения, вопросы федерации и вопросы субъектов федерации.

5. В «проекте Додона» вообще нет упоминаний о том, как должна утверждаться федеративная конституция. В проекте этот вопрос настолько тщательно обходится, что складывается впечатление, будто конституция должна явиться откуда-то свыше, возможно — на скрижалях. В то же время в «Меморандуме Козака» был детально прописан план обсуждения и всенародного принятия будущей конституции, причем она должна была бы утверждаться раздельными референдумами в Молдавии и Приднестровье. Почему из «проекта Додона» исчезли упоминания о референдумах как о единственно возможном формате утверждения конституции, остается только догадываться.

Стоит также обратить внимание на еще один аспект, который также серьезно отличает «проект Додона» от «Меморандума Козака». В «проекте Додона» нет ни слова о российском военном присутствии, в то время как в «Меморандуме» этому уделялись отдельные положения, фиксировавшие обязательство всех его участников относительно размещения в Приднестровье российского стабилизационного контингента. «Проект Додона» лишь косвенно затрагивает данную проблематику: предполагается, что молдавская федерация будет полностью демилитаризованным государством, в котором вооруженные силы будут упразднены. Соответственно, при упразднении вооруженных сил РМ и ПМР будет демонтирована и нынешняя миротворческая операция, которая построена на взаимодействии трех воинских контингентов — российского, приднестровского и молдавского. «Полная демилитаризация» даст все необходимые основания Кишиневу для денонсации соглашения 1992 г. о миротворческой операции, а при необходимости силовые акции могут быть проведены молдавскими властями силами полицейских подразделений и внутренних войск, которые вряд ли подпадут под «полное упразднение».

Таким образом, даже беглый анализ реального содержания продвигаемой И. Додоном «федерализации» позволяет сделать вывод о том, что в случае реализации данного «концепта» будут достигнуты 2 основные цели: (1) полное подчинение Приднестровья на фактически унитарных принципах, пусть и в федеративной «обертке», и (2) ликвидация российского военного присутствия и сворачивание нынешней миротворческой операции. В «проекте Додона» нет даже попытки обозначить возможность сохранения российского присутствия и / или продолжения миротворческой операции. Как следствие, приходится говорить о том, что идея «федерализации», настойчиво предлагаемая Москве и Тирасполю, на деле мало отличается от «реинтеграционных» проектов молдавских властей. В Кишиневе по-прежнему не хотят видеть в Тирасполе равноправного собеседника.

Конечно, при обнародовании такого документа необходимо было сделать скидку на ситуацию 2013 г., на возможную резкую реакцию определенного сегмента молдавского общества. Но и сейчас г-н Додон, уже будучи избранным президентом, никак не считает нужным обозначить отношение к собственным идеям 2013 г., а это значит, скорее всего, что он ими по-прежнему руководствуется в том же виде. Внутриполитическая осторожность по-прежнему оказывается выше, чем готовность всерьез вести диалог с Приднестровьем. Это, в свою очередь, означает, что никто и не планировал искать компромиссы именно с приднестровской стороной, а громкий тезис о «федерализации» появился в расчете на внимание извне. Когда это внимание было получено, потребность в диалоге с Тирасполем снова отошла на задний план, как и стремление сохранить «пророссийский» имидж.