Вилы Лукашенко: Между шоком и долгами

На днях белорусский президент Лукашенко отправил в отставку премьер-министра Кобякова и некоторых министров своего правительства, а чуть позже это свое решение прокомментировал. Также он прокомментировал и те комментарии, которыми это его решение за непродолжительное время успело обрасти. Среди них были и такие, как «популизм перед выборами» и даже «сигнал Москве», на что Лукашенко заметил, что «о выборах он еще не думает» (до них два года) и что «зачем нам с Путиным что-то доказывать друг другу, мы ведь друг друга знаем как облупленных». Но главным все же было объяснение того, почему произошла смена премьера: новым главой правительства стал Сергей Румас, который на последней своей работе был председателем правления Банка Развития.

Многие связывали это решение со скандальной поездкой Лукашенко в Оршанский район (Витебская область, почти что граница с Россией), в ходе которой вскрылся «полный набор» — показуха на предприятиях, имитация деятельности (деньги выделены — модернизация не идет), общее разгильдяйство чиновников — не отдельных, а как класса. Итогом поездки стало то, что район временно перешел под особый президентский контроль, сделавшись чуть ли не полигоном для обкатки новых управленческих решений, — и с перспективой сделаться (а вот это уже, как ни смотри, популизм) «примером для подражания». А под новые управленческие решения, сам новый стиль управления, чего белорусский президент и потребовал (меньше слов — больше дел) нужна и новая команда, причем не только на местах, в отдельном проштрафившемся районе. Лукашенко, говоря о своих кадровых решениях, призвал не связывать маленькую революцию исключительно с поездкой в Оршу — да и совсем не солидно это выглядело бы: перестановки государственного масштаба — и спонтанно, на эмоциях.

Они (министры) засиделись и их нужно расшевелить, — сказал Лукашенко. И тут же добавил, что они упорно гнули своё и ни в какую не исполняли прямые поручения президента и народа, который президента выбрал. Что подразумевалось под «гнуть своё»? В частности, готовить и проталкивать предложения, имеющие своей главной целью «затянуть потуже пояса» (народу) и снизить, похоже что и значительно, участие государства в экономике. В общем, коллективное правительство было чуть ли не агентом МВФ, и Фонд также был упомянут белорусским президентом, когда он комментировал свое решение.

Со слов Лукашенко выходило, что правительство считало необходимым следовать инструкции МВФ в том же вопросе с тарифами ЖКХ, и, хоть он лично вмешался в ситуацию и зарубил инициативу по одномоментному повышению тарифов до себестоимости, другие предложения по оздоровлению экономики были ничем не лучше: банкротить убыточные предприятия, распродавать госсобственность. Всё это он привел в качестве примера, чтобы подкрепить свое обвинение: правительство что в экономике, что в социальной сфере не находило ничего лучше, чем предлагать либеральные рецепты, а те всегда попахивают шоком, который — и об этом белорусский президент очень любит напоминать — для страны неприемлем.

Между тем, классическая схема «добрый царь — плохие бояре» в современных условиях РБ выглядит так: президент-государственник — министры-рыночники. В Белоруссии за последние 15 лет в кресле премьер-министра побывали и «аппаратчики» вроде Сидорского, и «интеллектуалы» вроде Мясниковича, и «практики», к каковым можно отнести и только что назначенного Румаса, и уволенного Кобякова. Все они без исключения кончили одним и тем же: обвинениями в свой адрес в том, что вознамерились реализовывать свои планы за счет среднестатистического гражданина и вообще предлагали «непопулярные решения». При этом начинали свою деятельность на посту они заявлениями о том (Румас тоже таким уже отметился), что главный показатель деятельности правительства — рост благосостояния людей. Но потом, войдя в курс дела, говорили они все больше о необходимости структурных реформ в экономике, без которых вечный ориентир в 500 долларов средней зарплаты по стране можно будет разве что натягивать как показатель, не имеющий под собой фундаментального экономического обеспечения. На почве такого сурового реализма и нарастали трения между каждым из них и президентом Лукашенко, который чуть ли не моральной максимой выдвигал требование не трогать людей и не задевать своими реформами их интересы.

Очевидно, что президентское требование, как бы хорошо само по себе оно ни было, противоречило и необходимости прекращения практики огульного субсидирования убыточных предприятий, и широкого привлечения для модернизации потенциально прибыльных предприятий зарубежных инвесторов как экономических операторов, озабоченных именно возможностью получения прибыли, а не сохранением рабочих мест за абстрактным простым народом. (Сторонником и того, и другого является Румас — пожалуй, он будет самый либеральный по взглядам на экономику из всех белорусских премьер-министров: этакий бизнес-практик.)

В массе своей аппарат белорусских управленцев, тем более высшего звена, на самом-то деле настроен очень технократически, хотя это, понятно, и не афишируется, и поэтому недалеки от истины те, кто говорят о Лукашенко как о главном факторе сохранения социальной ориентации государства РБ. Но, как видно по последним событиям (недавно прогремело еще и «дело врачей»: коррупция в высших эшелонах Минздрава, махинации на закупках дорогостоящей техники), ручное управление очень ненадежно, то и дело дает сбои — даже на такой компактной территории, как Белоруссия, где триста километров от Минска в любую сторону — уже граница.

Показательно, что к Румасу, пусть он и еще один назначенец Лукашенко, со сдержанным оптимизмом отнеслась прозападная белорусская оппозиция, даже БНФ. Объясняется это и вполне либеральными взглядами нового премьера, и тем, что он — человек уже во многом постсоветский (ему 48 лет). Ошибочно тем не менее было бы приписывать ему желание либерализовать белорусскую экономику исходя из его взглядов, из некоего рыночного идеализма. Напротив, белорусские премьер-министры — старые и новый — потому и выступали, в противовес позиции Лукашенко, за уменьшение роли государства в экономике, что вынуждены были быть реалистами, считаться с требованиями реалий. А они таковы, что дрейф Белоруссии от остатков социализма в той же промышленности, вроде заводов-гигантов в госсобственности, очевидно неизбежен, и вопрос лишь в скорости этого дрейфа.

В целом же можно уверено сказать, что белорусский президент и сам забывает о своем «идеализме», когда на горизонте появляются китайцы с проектом «Большого Камня» или швейцарцы из «Штадлер» со своими электричками, которые сейчас собирают под Фаниполем. И поэтому, говоря об эффективности работы нового правительства и персонально премьер-министра Румаса, Лукашенко имел в виду все-таки, в том числе, и такие типично рыночные категории, как конкурентоспособность и рентабельность.

Разумеется, это не означает моментального и даже сколь-нибудь быстрого сворачивания распределительного субсидирования тех предприятий, особенно в провинции, которые зачастую поддерживаются на плаву исключительно потому, что вокруг них строится жизнь населенного пункта. Но относительно молодое поколение управленцев, к которому принадлежит также и новый министр экономики Дмитрий Крутой, определенно считает нездоровым то положение, при котором хронически убыточные и перекредитованные предприятия сохраняются, чтобы просто было, где работать. И эта тенденция, вопреки глубинным личным установкам белорусского президента, будет только нарастать. В конце концов, плановиков в советском понимании этого слова брать ему неоткуда, и это — повод для многих уже в России задуматься, а так ли хорош пример Белоруссии именно как пример, а не как опыт для критического рассмотрения. Ведь и субсидии для той же промышленности нередко берутся из российских кредитов: в августе, кстати, снова зашел разговор о транше в один миллиард долларов.

Юрий Должников