Священнослужитель из Донбасса: "Пытки - самое страшное, что пришлось пережить"
Эксклюзивное интервью с иеромонахом Феофаном (Кратировым), бывшим священнослужителем одного из монастырей Донецкой епархии канонической Украинской Православной Церкви, пережившим плен и пытки в СБУ, опубликованное на "Царьграде".
Состоявшийся 15 декабря в Киеве «волчий собор», на котором президент Украины Пётр Порошенко официально объявил о создании псевдоправославного политического суррогата — так называемой «УПА-ПЦ», положил начало официальным гонениям на каноническую Украинскую Православную Церковь.
Однако по факту политические преследования священнослужителей и мирян начались за четыре с лишним года до организованного при посредничестве стамбульского Фанара раскола.
Произошедший в феврале 2014 года государственный переворот на Украине и последовавшая за ним украинская карательная операция в Донбассе привели к первым жертвам среди духовенства и мирян, первым разрушенным и повреждённым в результате обстрелов православным храмам.
Таким был иеромонах одного из монастырей Донецкой епархии канонической Украинской Православной Церкви Феофан (в миру — Георгий Кратиров).
В 2015 году отец Феофан был похищен сотрудниками СБУ на подконтрольной Киеву территории бывшей Донецкой области и в течение месяца подвергался пыткам.
В эксклюзивном интервью Царьграду священнослужитель поделился воспоминаниями о событиях первого года войны в Донбассе и своим видением будущего канонической Украинской Православной Церкви в условиях варфоломеевского раскола и гонений.
Царьград: Расскажите, где вы находились и как воспринимали происходившие в Киеве события? Был ли государственный переворот неожиданностью?
Отец Феофан: Я тогда находился в одном из монастырей Донецкой епархии, нёс послушание старшего охранника. Когда осенью 2013 года я увидел первые выступления в Киеве, уже тогда понимал, что будет гражданская война, спровоцированная Западом, будет сакральная жертва, а затем «крестовый поход» на Восток. Тогда многие крутили пальцем у виска. А я всё равно готовился, организовал целую систему охраны монастыря.
В феврале 2014 года произошёл расстрел так называемой «небесной сотни». Жалко этих людей. Они заблудшие, их просто обманули. Им дали ложную идею, ложную цель, за которую они отдали свои жизни.
23 февраля 2014 года, после того как Янукович бежал из Киева, к нам в монастырь приехала целая делегация украинских журналистов. Поводом послужила запись в Facebook, сделанная депутатом Верховной рады Бригинцом. Он написал, что Янукович якобы скрывается в Никольском монастыре... Журналисты походили, поснимали, убедились, что никакого кортежа с Януковичем здесь нет, и уехали с миром.
Ц.: Было ли уже в то время предчувствие войны?
Отец Феофан: Я видел в новостях, как эти автобусы из Киева ехали на восток, как боевики говорили, что едут «отвоёвывать перемогу Майдана». Я понял, что сейчас начнётся что-то страшное. 15 марта 2014 года прошла первая колонна военной техники, после чего такие передвижения стали регулярными. Тогда все были в шоке, но ещё не верили, что будет война.
В таком тревожном ожидании прошло два месяца. 2 мая я, как обычно, вышел проверять посты своих охранников, и тут мне по рации сообщают, что в Одессе сожгли людей. Это был ужас, конечно. Затем 22 мая недалеко от нашего монастыря под Благодатным боевиками «Правого сектора» (запрещённая в России организация — прим. Царьграда) были расстреляны солдаты ВСУ из 51-й бригады, которых ещё вертолётами потом накрыли.
Ц.: Это разве не ополченцы из группы Безлера там сработали?
Отец Феофан: Нет. Это был как раз День святителя Николая, у нас проходил крестный ход, и все слышали тот бой. После обеда я отправился на место и разговаривал с выжившими солдатами ВСУ. Они и рассказали, что то «червоно-чорни були».
А началось всё с того, что накануне вечером колонну 51-й бригады остановили местные жители и уговорили украинских военных вернуться назад. А затем им позвонили из командования или «Правого сектора» и потребовали расстрелять гражданских и продолжать движение. Они отказались. Им было дано время до утра.
И утром к месту расположения военных подъехали несколько зелёных бронемобилей «Приватбанка». Оттуда вышли люди в чёрной форме и потребовали командира. Командир высунулся из БМП, ему сразу выстрелили в голову, после чего завязался бой. Один бронемобиль подожгли, и он загорелся. Правосеки побросали своих раненых и погибших в остальные машины и скрылись. А потом по украинским военным отработали вертушки, которые сожгли дотла подожжённый бронемобиль правосеков, чтобы невозможно было опознать их «200-х».
Ц.: Притом эти ВСУшники из 51-й бригады — с Западной Украины, с Волыни.
Отец Феофан: Те, с которыми я разговаривал, были из Буковины. По-моему, эти люди — герои. И выжившие потом все пропали без вести.
Сгоревшая земля на месте расстрела украинских военных под Благодатным, Волновахский район. Май 2014 года.
Фото о.Феофана (Кратирова)
Ц.: Проходил ли у вас в Угледаре, Волновахе, Никольском референдум 11 мая, и как к этому относились местные власти?
Отец Феофан: Референдум проходил. И там был такой ажиотаж, просто праздник. Народа было очень много, люди ждали, что после референдума всё пройдёт, как в Крыму. Но, к сожалению… Один мой знакомый, который организовывал референдум во Владимировке, пропал без вести в 2015 году.
Что касается местной власти, то она в основном щиро поднимала украинские флаги. 9 мая 2014 года мы праздновали День Победы. Я выдавал ребятам советскую военную форму образца 1943 года, мы выносили Знамя Победы и шли на праздничные мероприятия в центр села.
Когда построились у сельсовета, чтобы идти на торжественный митинг, председатель говорит мне, мол, пусть кто-то из детей понесёт украинский флаг. Я ему предложил, давайте своего человека, выдам ему обмундирование солдата вермахта, и пусть он несёт украинский флаг. Председатель стал обвинять меня в провокации. Я ему: «Это вы провоцируете. Советский солдат с бандеровским знаменем?! Такого не будет!»
Ц.: А потом, наверное, такие люди «стучали» в СБУ?
Отец Феофан: Да, были и активные националисты. Так, одна завуч школы грозилась сдать в СБУ всех, кто в референдуме участвовал. В Угледаре был даже кружок «бандеровцев-шахтёров», как они себя называли. Незадолго до стрельбы на Рымарской в Харькове к нам в монастырь приезжал некто Андрей Билецкий с напарником — оба чем-то обкуренные. Так вот, Билецкий прошёл в монастырь и в хамской манере потребовал предоставить ему «самого главного».
Он хотел, чтобы эти бандеровцы-шахтёры нас «охраняли», а мы им платили за это. Я ему говорю, что такого не будет. Мы с ним тогда зацепились, довёл он меня до белого каления. В конечном итоге я вызвал участкового, который приехал и очень вежливо и аккуратно вывел Билецкого за территорию обители. А через несколько дней, когда произошла стрельба на Рымарской, я его узнал на видео.
Ц.: Действовали ли до войны в Донецкой области представители «киевского патриархата» Михаила Денисенко (Филарета), униаты и другие раскольничьи группировки? Насколько активными и многочисленными они были?
Отец Феофан: Они были, но в небольшом количестве. У «киевского патриархата» на Смолянке был приход. Там ещё служил такой псевдоепископ Юрий Юрчик. Потом был ещё униат отец Васыль или, как они его называли, «пан отэць». Так вот, когда шла война в Чечне, у этого «пана отца» в храме висели объявления о наборе снайперов для «республики Ичкерия». И это никто не пресекал.
Был у меня знакомый, который в 1990-е годы оказался в «киевском патриархате». Он прятался у нас в храме в Волновахе, его хотели убить за то, что он проводил службы на церковнославянском, а не на украинском. Он ещё рассказывал, что когда его якобы постригали вместе с другим человеком, тот вместо того, чтобы, согласно канонам, молиться до утра, переоделся в гражданское и лёг спать.
На недоуменный вопрос: «Как же так, мы же монахи теперь», тот человек ответил: «Какие монахи? Это тебе не Московский патриархат. Я не за этим сюда пришёл».
И он тогда уже задумался, но всё равно долго оставался в расколе, уж настолько это стало его образом жизни. Потом он смирился и пришёл в каноническую Украинскую Православную Церковь, стал священником, иеромонахом, но всё равно кровавый преступник Денисенко его настиг. Несколько лет назад, ещё до войны, его убили. Похоронен он на Иверском кладбище возле бывшего Донецкого аэропорта.
Ц.: Михаил Денисенко сам же уроженец Донецкой области...
Отец Феофан: Да, Денисенко родился в селе Благодатное Амвросиевского района. Как-то довелось с его родственником лежать в больнице в одной палате, он много рассказывал про Филарета.
Так, когда Филарет ушёл в раскол, от него отреклась мать. Однажды он приехал, а мать перед ним закрыла дверь на замок.
Он постучался, она спрашивает: «Кто там?» — «Мамо, це я, ваш сын».
Мать ему в ответ: «У меня сын был митрополитом, а не патриархом. А ты раскольник. Если ты не покаешься, то у меня нет больше сына».
Филарет так ни с чем и уехал. Его мать была верующей и запретила Филарету приезжать на её похороны и тем более отпевать. Однако когда она умерла, он всё-таки приехал её отпевать с целым автобусом охраны, состоявшей из боевиков УНА-УНСО.
О том, что Филарет станет раскольником, предупреждал ещё схиигумен Валентин Семисал. Это духовный старец, который окормлял моего батюшку в годы его послушничества в Киевской Лавре в начале 1960-х.
Когда после войны вновь возобновили служение в Киево-Печерской Лавре, туда вернулись все пережившие гонения отцы дореволюционного пострига, и среди них отец Валентин. Он был прозорливым, был наделён от Бога за святость жизни даром благодатного предвидения.
Когда при Хрущёве Лавру вновь закрывали, туда приехал Филарет, тогда ещё молодой архимандрит, и с ним сотрудники КГБ.
Он ходил по кельям и требовал от отцов освободить Лавру, так как обитель, дескать, закрывается на ремонт. Но все понимали, что её закрывают совсем.
Тогда отец Валентин, седой, в схиме, подобный настоящему древнему старцу, подошёл к Филарету и грозно сказал ему, что за своё нечестие он дойдёт до патриаршего сана, но патриархом не станет, а станет расколо-начальником и предателем и окончит свою жизнь, как Иуда-предатель. Филарета тогда это взбесило.
Как мы видим, большая часть этих предсказаний сбылась. Патриаршии амбиции Филарета обвалились. Он хотел возглавить варфоломеевский раскол в Киеве — не получилось. Нигде он не нужен.
Ц.: Расскажите, как в 2014 году вели себя на оккупированных территориях ВСУшники и нацбатовцы? Как они относились к священникам канонической Украинской Православной Церкви?
Отец Феофан: В июне 2014 года я приехал в Угледар в мебельный магазин и стал свидетелем такой сцены. Там продаются диваны, и вот на одном из них сидел некий хамовитый гражданин. Продавщица попросила его встать, так как он не собирался покупать диван, а тот грубо ответил ей. Она пыталась ему возразить, но тот не унимался. Потом, видимо, его товарищ зашёл с улицы и говорит: «Петлюра, пошли! Ехать пора. Да и что ты на диване расселся?» Тот в ответ: «А кто мне что скажет? Я из "Правого сектора"!»
Я тогда подумал: вот, интересно получается. Если он состоит в «Правом секторе», то ему можно всё. Вот такое хамство и скотство пришло к власти. А представь себе, что будет, если ему дать в руки оружие? Он же не посмотрит на то, кто перед ним — женщина, старик или ребёнок. Он просто убьёт любого (как, к сожалению, за годы продолжающейся войны бывало уже не раз). Ещё и сделает это изощрённо. Это совсем опустившиеся люди, не имеющие никаких принципов.
До июля-августа 2014 года можно было кое-как проезжать через блокпосты. Как-то на Константиновке за Угледаром, видимо, верующие украинские военные остановили. Когда их командир узнал, что мы представители канонической Украинской Православной Церкви, он очень смутился, но в конечном итоге согласился с моими аргументами и попросил благословить их. Благословляя, я сказал, что, дай Бог, ребятки, вам опомниться. Им это не понравилось, но всё равно нормально всё обошлось.
Ц.: Проходили ли у вас под Угледаром боевые действия?
Отец Феофан: Летом 2014-го каждый день были обстрелы. Через наше село неоднократно проходили «ураганы» на Кирилловку. Не доезжая до Кирилловки, они уходили влево на восток, становились в полях и стреляли по Докучаевску и окраинам Донецка. Я наблюдал за всем этим, фотографировал, фиксировал и сообщал по телефону нашим, откуда стреляют и куда поехали.
Ц.: Телефоны же могли прослушиваться?
Отец Феофан: Как-то меня это не заботило. Я всё делал ради того, чтобы спасти жизни моих земляков.
Ц.: А формировались ли или заходили в село отряды ополчения или партизаны?
Отец Феофан: Были партизаны, которые расстреляли расчёт «Урагана». Машина заехала в поле возле Владимировки, остановилась, пусковые развернула на Донецк и ждала наступления темноты… Так она и сгорела дотла, не успев сделать ни единого залпа по Донецку.
Заходила в село и наша ДРГ. При том это случайно произошло, они просто потерялись. На тот момент сплошной линии фронта не было, они сумели на армейском «Урале» без номеров и опознавательных знаков пристроиться к украинской колонне. «Укропы» их приняли за своих и помахали, мол, «наши хлопцы йидуть». А то были наши.
Я хорошо запомнил их командира. Женя — доброволец из Питера, позывной «Таймыр». По профессии — учитель русского языка и литературы. Супруге сказал, что уехал в Архангельск на заработки, а сам поехал к нам в Донбасс. Потом при освобождении Дебальцево он погиб. Прямо под ногами разорвалась миномётная мина.
Сгоревшая украинская РСЗО «Ураган». Пусковые были направлены в сторону Донецка.
Фото предоставлено о.Феофаном (Кратировым)
Ц.: Были ли провокации в отношении духовенства или военные преступления со стороны украинских военных?
Отец Феофан: ВСУ зашли в село 29 октября 2014 года и расположились на заброшенной ферме. Они как-то выпустили ролик, где некий боец по фамилии Ярош, однофамилец главаря «Правого сектора», рассказывал, что он видел, как якобы с территории монастыря взлетал неизвестный беспилотник и кружил над ними, и что якобы он на территории обители видел неких «подозрительных лиц».
Хотя на самом деле над монастырём летал их коптер типа «Фантом», и по селу ходили «подозрительные лица», совершенно не местные, с автоматами под куртками. Со спины было видно, как куртка за плечом оттопыривалась из-за находящегося под ней автомата. Об этом они почему-то не говорят, а то, что совершали, то приписывали нам.
Ещё когда ВСУ зашли в наше село, произошёл такой случай. Украинские военные на КПП случайно расстреляли двоих своих же сослуживцев. А так как оформлять небоевые потери было неохота, то сожгли их тела. Потом обгоревшие останки одного из убитых разрубили на мелкие кусочки и разбросали по рештакам в корпусах этой фермы.
Я потом находил и собирал как вещдоки рубленые обгоревшие части этих костей, хотя их мало осталось, прятали потому что тщательно... Всё равно когда-нибудь в будущем придётся расследовать то, что происходило. А тело второго вывезли в лесополосу в двух километрах от места и там его бросили. Потом его нашли и похоронили на кладбище в селе как неизвестного.
Украинский Ми-8 над Донбассом. Лето 2014 года. Фото о.Феофана (Кратирова)
Ц.: Расскажите, как и при каких обстоятельствах вас захватили в плен?
Отец Феофан: Для этого потрудились заблудшие люди. Произошло всё 3 марта 2015 года рядом с монастырём. Приехали сотрудники СБУ, подняли на меня стволы, застегнули наручники. Не предъявляя при этом никаких санкций, ничего. То есть, по сути, совершили похищение. Мне хорошо удалось запомнить их лица. Один из тех, кто меня похищал, сейчас в монастыре пономарём пристроился.
После этого они обчистили мой дом и келью, забрали всё, что им понравилось, в особенности ценные вещи, которые представляли для них сугубо меркантильный интерес. Меня же посадили в микроавтобус, рядом — солдата с автоматом, который был снят с предохранителя и направлен на меня. Так довезли сначала до Благодатного, а там пересадили в другой микроавтобус и повезли в Мариуполь на Георгиевскую, 77 в СБУ.
Ц.: Пытали?
Отец Феофан: Пытки — это было самое страшное, что пришлось пережить. Когда кого-то пытают несколько часов, и ты понимаешь, что ты будешь следующий. И на что у этих извращенцев хватит ума, известно только их рогатому начальству. Посадили сначала в камеру-накопитель, бывшую оружейку, и оттуда три дня подряд выводили на пытки в тир.
Били битой или пластиковой палкой по коленям, по бокам, пытали электрошокером, а потом ещё и утоплением. Это когда кладут на пол, руки скованы за спиной наручниками, на лицо тряпку и поливают водой до тех пор, пока не начнёшь умирать. Лишь после трёх дней пыток меня привезли к следователю и задним числом оформили задержание.
Ц.: Что они вам пытались предъявить?
Отец Феофан: В обвинительном акте содержится только то, в чём я себя оговорил под пытками. Якобы я сделал один телефонный звонок, в котором сообщил ополченцам, что по Докучаевску стреляли из «Ураганов», и точное место, откуда стреляли. Из СБУ делали запрос в Минобороны, и оттуда подтвердили, что действительно в указанном мной месте в тот момент находились РСЗО.
То есть это у них называется «пособничество террористам». Хотели мне ещё пришить «измену Родине», но я Родине не изменял. Родился я в Советском Союзе, в УССР, присягу тризубой «украине» не давал и в их армии принципиально не служил.
Ц.: Как относились в СБУ к человеку с духовным саном? Может, были какие-то послабления или наоборот?
Отец Феофан: Относились, как и ко всем. Никаких поблажек, абсолютно. Были те, кто старался поддержать и даже приносил еду. Но таких — меньшинство.
Находился я сначала в Мариупольском СБУ, затем в ИВС Мариуполя и в СИЗО с уголовной братией, а потом перевели в Харьков. Уже оттуда отправили на обмен. За одного меня передали 16 пленных украинских военных. Мне потом Эдуард Александрович Басурин говорил, что очень тяжело было решать вопрос с обменом. Они даже и слышать не хотели о том, чтобы отдавать меня.
Ц.: Почему? Для чего им в застенках нужен был православный священник?
Отец Феофан: Наверное, как часть пропаганды, чтобы через меня политизировать Церковь. Но тогда можно и Сергея Радонежского политизировать. Он же благословил Димитрия Донского на битву.
А сейчас мне задают вопрос: «Ты сам помогал ополчению или тебя кто-то благословил на это? Ты же монах! Где твоё послушание?!» Это всё равно что искать благословения на тушение уже разгоревшегося пожара.
Можно, конечно, было бы сделать вид, что происходящее меня не касается, как собственно и сделали те, кто сначала голосовал на референдуме 11 мая, а как только начались первые авианалёты и обстрелы, так они, вполне здоровые мужики, выстроились в длинную колонну на машинах перед блокпостами, предварительно наклеив на лобовое стекло лист бумаги с надписью «Дети».
Я не всех имею в виду, понятно, что часть из уезжавших спасали своих родных, а только тех, кто лгал себе. Когда твой родной город обстреливают, когда убивают твоих земляков… Я что, не имел права гражданского выбора? Я уверен, что жизненный девиз Православного Христианина — служить Отечеству! Я имел такое право и реализовал его. И нисколько не жалею, что сделал это. И сожалею лишь, что успел сделать не так много.
Ц.: Расскажите, как проходил сам процесс обмена?
Отец Феофан: 8 апреля 2015 года меня вывезли из Краматорска в Майорск. В Майорске несколько часов просидели перед украинским постом. В это время начался бой. Сработала мина-ловушка. Рядом стоял ВСУшник с рацией, ему по ней сообщили, якобы диверсанты прорываются. Пули свистели прямо возле машины, в которой я находился. Но было уже не страшно.
После того, как меня обменяли, я вернулся в Донецк. Познакомился с Доктором Лизой, которая пригласила меня в Москву, где я и прослужил некоторое время.
Ц.: Что ждёт каноническую Украинскую Православную Церковь и её святыни на подконтрольной Киеву территории Донбасса?
Отец Феофан: На Украине сейчас наступают времена исповедничества Веры. Многими отцами было предсказано то, что происходит сейчас. Я не исключаю, что они могут устроить провокации против монастырей и храмов, захватить их. Я считаю, что допустить разрушения и разорения святынь нельзя. Потому что мы потом ничем не оправдаемся перед теми, кто пострадает. Никак. Потому что мы были рядом и не помогли.
Ц.: Как вы считаете, долго ли продлится этот раскол?
Отец Феофан: Нет, недолго. Порошенко либо портит всё, за что берётся, либо зарабатывает на этом. С этим пресловутым Томосом они и так уже до абсурда всё довели. Им в Стамбуле вручили проект устава Церкви. Какая это будет «единая незалежная церковь», если им устав пишут в Стамбуле?
Ц.: Сумеет ли Церковь преодолеть эти гонения?
Отец Феофан: Я думаю, чем темнее ночь, тем ярче звёзды. В каком-то смысле это очищение. Люди без двусмысленностей смогут себя позиционировать, с кем они и на чьей стороне — кто с Богом, кто с мамоной, а кто просто трус.
Как-то один известный богослов спросил: «Как думаете, есть ли люди, которых не любит Бог?» Есть, оказывается. Он трусов не любит. Потому что трус — это песок, трус для Бога не благонадёжен, на песке здания не построишь… На труса нельзя надеяться. Вот на человека смелого, самоотверженного — можно.
Тем более, трусость — это то, в чём люди потом всю жизнь раскаиваются. Другое дело — чувство опасности. Здесь уже действует инстинкт самосохранения. Особенно на передовой. Это важно помнить и нелепую беспечность не проявлять.
Ц.: Возможно ли в будущем примирение с теми, кто сейчас на той стороне, несмотря на всю пролитую кровь?
Отец Феофан: Я считаю, что главным в общении с народом с той стороны после войны будет вопрос: «А где ты был во время войны? На чьей стороне? Докажи, где ты был, с кем и за кого».
К сожалению, это разделение уже минимум лет на 100. До сих пор плюют в тех, у кого в роду кто-то в полицаях служил, даже на внуках их это пятно. Каким хорошим ни был бы человек, это клеймо на весь род.
Оставить комментарий
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.