И стало окаянным лето…

Говорят, что даже в больших городах зачастую, казалось бы, незнакомые люди оказываются знакомыми. Всех нас укрывает плотная сеть родственников, друзей, соседей, приятелей, сослуживцев, соучеников… Луганск в этом отношении – не исключение. Город, вроде, не маленький, но начинаешь знакомиться с человеком и попутно убеждаешься, что слово «земляк» – не пустой звук, ибо за ним общность не только места проживания, но и, в какой-то степени, судьбы. Тем не менее, с Дмитрием Митрофановым мы знакомы не были, хотя, как выяснилось, оканчивали институт по одной специальности, правда, со значительным временным интервалом. Таким, что учился Дмитрий уже у моего одногруппника, отметившего его, как очень одаренного инженера. А я могу добавить: «И литератора. И ещё, как человека, вызывающего уважение порядочностью, мужеством, надежностью». Для таких утверждений у меня есть основание – книга Дмитрия Митрофанова «Жаркое лето 14-го».

На мой взгляд, это, в первую очередь, пронзительный и честный документ, что называется, первоисточник, из которого читатель может узнать, что на самом деле происходило в многострадальном Луганске жарким летом 2014 года. Именно тогда мирный, цветущий город неожиданно стал ареной реальных боевых действий, убийственных для людей и разрушительных для улиц, домов, скверов, всего того, что называют скучным словом «инфраструктура», и за которым скрыт смысл жизни и смерти города и людей. Дмитрий всё лето продолжал работать водителем автомобиля «Скорой помощи». То, что ему пришлось увидеть собственными глазами, чему он был свидетель, в чем принимал непосредственное участие, стало основой его воспоминаний, читать которые спокойно невозможно. А начинаются они весенними поездками экипажей машин «Скорой помощи» в Киев за ранеными бойцами Луганского «Беркута». Вот, как пишет об этом Дмитрий:

До этого я часто бывал в Киеве – это был цветущий, красивый город с большой и интересной историей. Как только предоставлялась возможность, я приходил на майдан, в музей военной техники, в Лавру. Но на этот раз город был каким-то серым и чужим, как будто оккупированным какими-то инопланетянами в масках, с битами в руках. Кругом горы мусора, запах горелых покрышек и сантиметровый слой сажи на некогда сверкающей брусчатке. Глядя на весь этот хаос, было страшно представить, что в Луганске может произойти то же самое. На тот момент я не имел каких-либо политических предпочтений, мне просто не хотелось, чтобы город, в котором я живу, постигла та же участь. Однако, никакие предположения, как оказалось, не могли сравниться с ожидающей нас реальностью. 

События развивались с угрожающей скоростью и неотвратимостью. Но до определенного времени казалось, что всё это – несерьезно, что трагедия просто невозможна, а мир – незыблем. О какой войне могла идти речь, когда вокруг шла нормальная со скидками на местные условия жизнь с её ежедневными радостями, заботами, разочарованиями. Всё, как у всех. Причём здесь война? Оказалось, всё возможно. Переломным, вероятно, стал день, когда самолет штурмовой авиации нанес варварский ракетный удар по центру города, при этом несколько человек были просто разорваны на месте.  

…В те дни наша реанимация регулярно выезжала по вызовам, чтоб забрать травмированных и раненых, их было много. Все это время над городом летали боевые самолеты. Мы толком не понимали: что за самолеты? Чьи? И с какой целью? Пока второго июня 2014 года один из этих самолетов не совершил налет на Луганскую областную администрацию. Я просто поверить не мог, что Украина могла такое сделать. В парке, куда прилетели ракеты, обычно гуляли дети, все случилось средь бела дня. Увиденное потрясло меня, я не мог понять – зачем это было сделано? 

Увиденное потрясло всех. Действительно, понять это нормальному человеку было невозможно. К тому же, никаких объяснений не последовало. А враньё только усугубляло ситуацию. Мои переживания тогда были созвучны времени: «Я, к сожалению, видел это – плевок ракетный, роковой… И стало окаянным лето, а тень войны над головой накрыла сумраком смертельным любви погасшие зрачки, где  отразился понедельник началом траурной строки». Ненависть, мстительность, злорадство – казалось, эти чувства стали определяющими в делах и поступках людей, да и государства. Как это случилось, почему? Ответы у всех свои. 

Но вопросы остаются. А Дмитрий вместе с врачами «Скорой» продолжал регулярные выезды в самые опасные точки города, которых с каждым днем становилось всё больше. Его записки о кровавых событиях тех дней и недель – повторюсь, ценнейший документ: 

Пришло время, когда «Скорая помощь» стала особенно востребована. Практически, каждый вызов был на осколочное или огнестрельное ранение. Чаще всего это была констатация смерти, но и оказывать помощь приходилось часто. Как-то ехали вдвоем с фельдшером по улице Оборонной к 9-й городской больнице, только проехали стадион Авангард, как в него стали прилетать мины. Обстрел был жестоким и долгим. …Я увидел стоящую по центру дороги «Волгу». Наличие машин, на улице уже успело стать чем-то необычным. Подъехав ближе, понял, почему она стоит. Слева от нее, метрах в 4-х, на уровне переднего колеса была воронка от мины, машина имела множественные пробоины от осколков. Я видел только нижнюю часть тела водителя «Волги» через дверное ее окно. Помощь была не нужна, помимо множественных отверстий в теле, у него, практически, отсутствовала голова. Все, что от нее осталось – это фрагмент уха и часть нижней челюсти. Спортивные штаны и майка парня говорили о том, что к ополчению он, скорее всего, не имел никакого отношения. Просто не повезло оказаться в это время, в этом месте. 

Митрофанов не делает выводов, не анализирует причины и поводы, не рассуждает о политике. Он рассказывает о том, что видел, и эта правда страшна, как война. Луганск умирал и вымирал. Многие его жители уехали. Но многие и остались. Они просто не могли представить, что окажутся в столь жуткой ситуации военной блокады и ежедневных артиллерийских обстрелов. Это было немыслимо. «Город захвачен в плен временем сорванных крыш, где от упавших стен cтонет подавленно тишь. Время нежданных мин взорвано крахом идей. Город один на один c эхом немых площадей». Площади, как люди, от полученных ранений корчились от боли, а люди пытались выжить, помогая друг другу. 

Мы ехали дальше, по улице Оборонной. За окном мелькали разбитые витрины автосалонов, еще один перевернутый автомобиль лежал на автовокзале, напротив супермаркета «Лелека», прямо посреди дороги. По городу было много битой и брошенной техники. Сам магазин «Лелека» получил несколько попаданий мин в крышу и был сильно поврежден. Автовокзал тоже был сильно разрушен. Куски кирпича, стекло, другой мусор были рассыпаны кругом и хрустели под колесами. Тут же лежал, скорее всего, случайно сбитый столб ЛЭП. Магазин «Фуршет» также попал под «раздачу», на здании имелись следы пожара. Район автовокзала подвергался особенно жестким обстрелам. Одна из мин легла между трамвайными рельсами, удалив из полотна куски рельсов где-то по метру с каждой стороны, осколки рельс и мины прошили металлическую конструкцию пожарной лестницы здания. Стальные швеллеры были разорваны как будто это не сталь, а пластилин. Поражающая способность мины производила впечатление. Было понятно, что само понятие «бронежилет» – весьма условно.

Люди пытались выжить, и «Скорая помощь» приходила на выручку всем, попавшим в беду. Невзирая на то, что, как пишет Митрофанов, в строю оставалось не более десяти процентов врачей и фельдшеров. Сам Дмитрий работал и, как водитель, и, как санитар.

…На полу в луже крови, лицом вниз лежал мужчина, он был без сознания, с патологическим дыханием. Осколок, по форме напоминающий молоток без ручки, выбив зубы влетел в рот и прошел где-то между артерией и шейными позвонками, таким образом, тупой конец «молотка» торчал изо рта, а острый – из задней стороны шеи, рядом с позвоночником… Возможно, моя память не сохранила бы этот случай, если бы он не имел продолжения. Прошло несколько недель, в очередной раз я приехал во вторую больницу. Перед машиной топтались какие-то люди, среди них я замечаю парня, который стоит спиной ко мне, на его шее с левой стороны еще свежие рубцы. Вот это да!!! Неужели выжил? Рядом с ним стояла женщина, может быть, мать. Я не выдержал, опустил стекло и, не выходя из машины, спросил: эй мужик, а зубы у тебя есть? Все оглянулись, несуразность вопроса казалась феноменальной, но парень повернулся ко мне лицом и улыбнулся. Зубов не было. Это был он. 

Весь мир (кто с сочувствием, кто – со злорадством) следил за муками городов и посёлков Донбасса, попавших в кровавую мясорубку братоубийственной войны. Почему всё это произошло? Каким образом ненависть и мракобесие так легко овладели умами и чувствами такого огромного количества людей? Куда подевались сострадание, милосердие, взаимопонимание? Неужели только неприятие инакомыслия – в основе всех зверств? Или, в первую очередь, корысть, алчность? 

Дмитрий повествует не об этом. Он просто описывает свой быт тех дней, который в соответствии с условиями, был экстремальным. Не было электричества, воды, газа. В условиях города – это катастрофа, с трудом совместимая с жизнью. Но люди выживали.

Каждые третьи сутки я должен был быть на работе. Чтоб добраться до Луганска, нужно было около двух часов пройти пешком, при этом переплыть Донец. Затем сесть в машину и проехать 50 километров по грунтовым дорогам, через несколько блокпостов, притом, что дорога в нескольких местах простреливалась с левой стороны Донца. Весь путь занимал 5-6 часов. Но я ездил. По-другому быть не могло. 

Пришлось побывать автору воспоминаний и в посёлках, расположенных недалеко от Луганска. Они, оказавшись в самом пекле военных действий, пострадали ещё больше, чем областной центр. Причём, это относится и к людям, и к зданиям. Читать тяжко. А каково было в реальности? Что творилось с людьми? Почему так быстро прошёл процесс расчеловечивания? Как легко оказались забытыми все ужасы самой страшной войны 20-го века, которая унесла жизни нескольких десятков миллионов людей… «Неужто повторится и всё начнется снова? Одни и те же лица, всё то же – слово в слово. Мгновения, как пули - Семнадцать - восемнадцать… Партайгеноссе Мюллер вновь просит нас остаться». Как видим, пропасть между войной и миром перепрыгивается в один присест.

Армия продержала Новосветловку и Хрящеватое около двух недель. Жители этих сел в полной мере ощутили крайне враждебное к себе отношение бойцов Айдара. Мирного населения, для них в Донбассе вообще не существовало, отношение было приблизительно таким же, как к военнопленным – из ряда вон варварским. Местные, кто пережил этот кошмар, по сей день вспоминают с неподдельным ужасом. Новосветловская церковь со всех сторон имела повреждения – купол отсутствовал, вокруг лежали горы кирпича и штукатурки. Конечно же, отсутствовал памятник Ленину. Айдаровцы привязали его к машине и таскали по селу. В конце концов, взорвали. На видном месте венок погибшему ополченцу, которого нелюди привязали к дереву и к машине и разорвали пополам.  Село обстреливали запрещенным фосфорным боеприпасом. Потушить фосфор практически невозможно. Земля, на которую он попадал, по сей день белая, в радиусе нескольких сотен метров нет никакой растительности. Я думаю, что в ближайшие лет 20-30 и не появится.

Очень важно не забывать прошедшее, помнить о нём и извлекать уроки. Делать выводы. Тем более, что сегодня оно пока не оторвано от настоящего. В этом смысле воспоминания Дмитрия Митрофанова трудно переоценить. Это ведь не роман и не сочинение в стиле «фэнтези». Это, что называется, суровая правда жизни. То, что было на самом деле, изложенное просто и бесхитростно (и в этом его достоинство). Люди привыкли не верить уже любой информации. Жизнь приучила, что журналисты врут легко и не краснеют, особенно на фоне зеленого цвета получаемых банкнот. Но это – не тот случай. Это правда от участника событий, который не скрывает своей аполитичности. Он просто свидетель, который рассказывает то, что знает, что видел своими глазами.

Несколько раз для обстрела Луганска применяли системы залпового огня. Уже зимой ракета «Ураган» прилетела на квартал Гаевого, повредив детский сад. Детей в нем не было, так как время было позднее – около 23 часов. Одна из кассет разорвалась в частном секторе, при этом погиб молодой мужчина. Поражающий элемент пробил железные ворота, дверь в дом, прошел сквозь тело парня и застрял в стене. Вызвали «Скорую», но прибывшая на место бригада констатировала смерть до приезда. Насколько мне известно, никакого отношения к ополчению он не имел. Со всей ответственностью заявляю, что лично являюсь свидетелем, как минимум, четырех обстрелов городов области и самого Луганска, которые привели к сильным разрушениям и жертвам. Сначала я видел, откуда и из чего вели огонь, затем видел последствия. Все увиденное готов подтвердить в любом суде.

Свой отзыв о книге Дмитрия Митрофанова «Жаркое лето 14-го» хочу завершить такими строками: «Все закончится когда-нибудь, смолкнут позабытым эхом взрывы. Жаль, что невозможно заглянуть в будущее – как вы там? Все живы? Жаль, что продолжается война, проявляясь масками на лицах. И уже почти что не видна тень любви. А ненависть все длится».
Не должна длиться ненависть. Как этого добиться? Не знаю. Но эта книга – очень ценный документ, который полезно прочитать всем. Прочитать, задуматься и попробовать избавиться от ненависти. Ибо она разрушительна и несовместима с нормальной жизнью.

Владимир Спектор