Станислав Красильников / ТАСС
Вся граница России с Украиной (кстати, тем более со странами НАТО) должна рассматриваться как линия боевого соприкосновения, как фронт. Это же касается границы Белоруссии и Украины. В условиях войны границы утрачивают статус той линии, которую нельзя пересекать. Правила отменяются, каждый делает то, что может. Для нас вся территория бывшей Украины — наша. И если мы колеблемся с этим, заплатим дорого. Но и для врага никаких запретов нет. Он убивает не там, где по правилам, а там, где достанет.
Мы пытаемся изо всех сил доказать, что мы-то правила (определенные) признаем. Но, похоже, остались единственными, кто так поступает. А это уже не только опасно, но контрпродуктивно. Ведь коллективный Запад считает, что с началом СВО мы-то как раз правила и нарушили. И этого достаточно, чтобы в дальнейшем на то, соблюдаем ли мы их или нет, вообще не обращать внимания. Мы начали СВО, войдя на территорию, признаваемую Западом, Киевом и, честно говоря еще много кем, не нашей. Логично, что с этого момента неприкосновенность и наших границ отменена, вопрос встал об их защищенности перед лицом весьма вероятного военного вторжения.
То, как настойчиво мы стремимся сохранить иллюзию мира, играет с нами злую шутку. В войне законы мирного времени приостанавливаются. И сразу все входит в фокус — в том числе защита границ, психология населения, совершенно иной образ жизни и иная — военная — экономика. Иное поведение в быту и соцсетях, которые иногда лучше вообще отключать (сейчас так готовятся поступать в Англии на фоне социальных волнений, а это все-таки еще не война).
Законы войны и мира различны. У войны тоже есть законы, но они существенно отличаются от законов мира. Давайте же честно провозгласим и опишем законы войны. Хотя бы для своих.
Может быть нанесен ракетный удар по какому-то русскому городу? Да. Уже одно это меняет сознание и заставляет применять особые меры. Может быть этот удар ядерным? А ведь тоже да, исключать такое нельзя. Это тем более сознание изменит.
Это касается, в первую очередь, приграничных областей, где ракетные удары и прямые акты вторжения не гипотеза, а факт. Гражданское население должно быть в особо опасных зонах эвакуировано или, как минимум, вооружено. И конечно, должны действовать иные законы, правила и условия. Правила войны.
Может быть стоит создать комитеты гражданской обороны по территориальному признаку. Люди должны знать, что делать, если начинается обстрел или появляется враг. Есть множество мер, вводимых во время войны. Вот и надо их вводить.
Мир в России наступит после Победы. Нет Победы, нет мира и не будет. До Победы будет только война. И это затрагивает всех. Мы все в войне. И завершить ее чем-то кроме Победы даже теоретически невозможно.
***
Кое-кто удивляется, почему так эмоционально и страстно мы реагируем на события в Курской области и на прорыв врага в Среднюю Россию. А как иначе? Мы проживаем историю, участвуем в ней, пропускаем ее через сердце, творим ее. Это не инфантилизм, а соучастие в смыслах времени. Когда нам нестерпимо больно, мы орем. Когда радостно, улыбаемся. Когда мы теряем близких, мы рыдаем и не прекращаем страдать до самой до смерти. Когда враг врывается в наш родной край и начинает уничтожать наших людей и мы теряем наших героев, мы в ярости и в бешенстве. И конечно, у нас рождаются вопросы: Как так? Почему? Объясните! Накажите! А главное — спасите и давайте, наконец, двинемся по-настоящему к Победе. А тут нам отгружают: без паники, все под контролем, не будьте как дети, успокойтесь … Только «хитрого плана» не хватало… Слава Богу, на это больше не решаются.
А развлечения в такой ситуации просто преступны. Когда гибнут несколько людей, мы объявляем траур. А тут враг вторгся на нашу землю, убивает на право и налево мирных жителей — беременных женщин, монахов, журналистов, а у нас все как обычно.
Должна ли у власти быть совесть? Должно ли у государства быть сердце? Если власть русская, государство русское, то конечно. Совесть и сердце это и есть русское. Президент у нас русский патриот. Это вне сомнений. Может быть ему просто не удается пробудить сочувствие, достоинство и ум в тяжелой скрипучей государственной машине?
