На прошлой неделе в рамках госвизита в Цхинвал (Южная Осетия – единственное государство, признавшее ДНР и ЛНР) Александр Захарченко заявил: «Все похоже. Народ Южной Осетии ценит людей ввысь, а мы – степные – вширь. Все остальное одинаково». И добавил: «Путь к международному признанию ДНР будет намного короче, чем у Южной Осетии». Глава ЛНР Игорь Плотницкий отмолчался.

Действительно, путь Южной Осетии к международному признанию был не только долог, но и на редкость извилист. Сейчас существует несколько точек зрения на то, когда, кем, почему и при каких обстоятельствах была создана югоосетинская государственность. Еще в советские годы было принято несколько последовательных решений сперва облсоветом, а затем и Верховным советом республики: о повышении статуса автономной области, о выходе из состава ГССР, о вхождении напрямую в состав СССР, и наконец – о провозглашении независимости. Какую из этих дат считать «точкой отсчета» для, как модно выражаться, statebuilding – вопрос для Южной Осетии не схоластический, а вполне актуальный. За каждым решением и постановлением об изменении статуса бывшей советской ЮО АО скрывается конкретная юридическая коллизия, достойная диссертации не только по истории, но и по международному праву. При этом несколько группировок и кланов вырывают из рук друг друга пальму первенства, а количество «авторов» современного флага РЮО уже перевалило за второй десяток.

Это не «подсчет демонов на кончике иглы». У Южной Осетии изначально была пусть советская, но все-таки государствообразующая позиция – автономная область. Этот статус был прописан в Конституции СССР, и обстоятельства его распада давали (и дают сейчас) все основания для перевода спора о признании РЮО в качестве независимого государства в плоскость юриспруденции. Да, в СССР существовала сомнительная система градации права народов на государственность со всеми этими республиками в составе других республик, «двунациональными» республиками, автономными областями, округами и даже национальными сельсоветами. Статус нации, ее право на государственность были искусственно «ранжированы», в результате чего и возникли едва ли не все позднесоветские и постсоветские вооруженные конфликты (если не уходить сейчас в дебри их исторического и кое-где религиозного генезиса).

Одним словом, Южная Осетия имела ту стартовую позицию, которой не имеют сейчас ДНР и ЛНР. Позиции Абхазии с ее раннесоветской независимостью, искусственным «внедрением» в состав ГССР и более «высоким», чем у Южной Осетии, статусом автономной республики юридически были еще сильнее. А ДНР и ЛНР провозглашены, как бы выразился Захарченко, «в степи», хотя и с соблюдением правовой нормы типа «референдум». Киев в ответ просто не признает никакой формы местного волеизъявления, как в 1990 году Тбилиси простым постановлением парламента взял да и упразднил автономию Южной Осетии в любой возможной форме.

Но прошло четверть века, и, хотя у Донецка с Луганском нет возможности формально «зацепиться» за какую-либо юридическую коллизию, Захарченко вполне может позволить себе утверждать, что путь ДНР к признанию будет несколько короче, чем у Цхинвала. Да, нет юридического спора, который возвращает Тбилиси, Цхинвал и Сухум к обстоятельствам распада СССР. Однако общемировые тенденции и невероятная скорость развития событий могут сулить все что угодно – даже то, что представляется сейчас безнадежным мечтанием, свойственным всем романтически настроенным борцам за национальную независимость.

Новороссия за полтора года прошла путь, который Южная Осетия и Абхазия прошли за два десятилетия. По сути, структурировать югоосетинские полупартизанские отряды в управляемую армию удалось лишь совсем недавно, а Донецк и Луганск управились за полгода, хотя и с некоторой помощью «старшего брата». В Южной Осетии эта помощь отсутствовала напрочь, а Абхазия и вовсе всю ельцинскую эпоху жила в состоянии блокады со стороны России.

Разгул «партизанщины», примат полевых командиров и просто «авторитетных ребят», заслуживших этот свой авторитет кто реальной храбростью и дерзостью на войне, а кто насилием и деньгами, долго оставался бедой брошенных наедине с самими собой РЮО и РА. А в ДНР и ЛНР ликвидация неподконтрольных, анархистских или просто бандитских групп хотя и не завершилась окончательно, но близка к завершению. Это болезненный процесс, но, когда он растягивается лет на пятнадцать, успевает вырасти целое поколение, иной модели поведения попросту не видевшее. Такая молодежь была проблемой югоосетинского и абхазского социумов до тех пор, пока не выросло еще одно поколение, стремящееся к нормальной жизни, образованию и приличной работе, а не к приблатненному стереотипу 90-х годов, сформированному насилием и безысходностью. И у Донбасса с его миллионным населением и социально-культурной инфраструктурой, к примеру, Донецка есть все шансы выйти из этой неприятной коллизии с куда меньшими потерями, чем РЮО и РА.

В 1993 году РЮО потребовались титанические усилия (порой не укладывающиеся в рамки законодательства) для создания, например, финансовой структуры, позволившей хоть как-то восстановить снабжение разоренной, голодной, изначально не богатой республики. Многое в этой системе было прямо продиктовано «духом 90-х», но выбора не было. То же касалось и военного снабжения, которое держалось на энтузиазме буквально пяти–шести человек (включая автора этих строк) и коррумпированности российской армии ельцинского периода. Сейчас Новороссии тоже приходится изобретать довольно извилистые пути для формирования самостоятельной финансово-экономической системы, но этот путь все равно гораздо короче. Все-таки «военторг» ни в какое сравнение не идет с ритуальной формулой «патрон – доллар» и мешками (в прямом смысле слова из-под картошки) наличных денег, на которых прежде приходилось спать для их сохранности.

Политическая система ДНР и ЛНР тоже прошла несколько системных стадий буквально за год. Два состава парламентов, выросших из местных областных советов с участием активистов движения за Новороссию (в данном контексте это не название политической партии, а сама идея), сменили друг друга относительно безболезненно, хотя это и выглядело как попытка «отжать» от власти нестабильные и экзотические группы. В итоге были сформированы реальные политические силы, способные играть роль социального представительства, в том числе на грядущих выборах в местные органы власти. Возможно, часть из этих сил походит на «вождистские» (то есть сформированные под популярную личность), но это вполне нормальный политический тренд, тоже проявившийся в сжатые сроки. Теперь в Новороссии существует богатый выбор политических платформ – от конформистских и олигархических до леворадикальных. В РЮО и РА с их непомерно богатой и малопонятной со стороны внутренней политической жизнью этот процесс не закончился до сих пор. Частично это связано с особенностями менталитета – местные реалии перебороли не только объективную картину развития мира, но и внешние усилия «кураторов», пришедших «на готовое» и принципиально отрицающих все, что происходило в РЮО и РА до конца 2008 года. В Москве, увы, склонны полагать, что до них вообще ничего не было, а в Цхинвале и Сухуме проживают неразумные дети без истории и прошлого.

Кажущаяся «фантазийность», несбыточность заявлений Захарченко о «более коротком пути к признанию» обусловлена незнанием истории и обстоятельств формирования РЮО и РА. В Донецке и Луганске время течет сейчас гораздо быстрее, чем в 90-е в Цхинвале и Сухуме, люди за год проживают жизни и даже целые политические эпохи. Никто не может поручиться за дальнейшее развитие событий, а уж тем более за скорость процессов – от дипломатических до военных. Вряд ли кто-то в руководстве ДНР и ЛНР всерьез будет руководствоваться опытом РЮО и РА, но не видеть очевидные аналогии – пусть и растянутые во времени – было бы недальновидно со стороны тех, кто берет на себя ответственность что-то советовать молодым и перманентно воюющим республикам. Есть, конечно, стабильная группа комментаторов либерального и проукраинского толка, считающих все происходящее (в том числе и праздничные мероприятия в Цхинвале) спектаклем. Но в реальности есть живые люди (большинство – с нелегкой судьбой), которые выстрадали свои праздники, свои победы и достижения. Игнорировать их чувства преступно, а считать марионетками – оскорбительно.

А сумеют ли ДНР и ЛНР преодолеть свой отрезок пути быстрее, чем РЮО и РА, покажет время. Безболезненного процесса не будет, уже ясно. Но старание минимизировать потери (в первую очередь человеческие) уже не подменит собой стремление к цели – обретению государственной самостоятельности, моральной, национальной и идеологической свободы.

источник