«Человечки дождя» на линии фронта

В нескольких километрах от самой горячей точки Донбасса выживает как может интернат для детей-инвалидов. Репортаж спецкоров "Комсомольской Правды" из города Перевальск в ЛНР. 

Приют под списание

Очередное сокрушительное поражение потерпели ВСУ в Донбассе — во вторник пал их главный символ, нареченный не много ни мало «украинским Сталинградом». Вот только чью роль отвели себе киевские силовики в этом «Сталинграде» — непонятно. Более месяца в оперативном окружении, клятвенные обещания «не оставим, отстоим», паническое бегство с позиций и позорная сдача в плен. Дебальцево - под контролем ополчения. На южных окраинах города еще продолжаются спорадические бои, но на изменившуюся «оперативную карту» они уже не повлияют. Совместными усилиями подразделений ДНР и ЛНР ополчение вернуло себе важнейший транспортный и железнодорожный узел, снова соединив две республики. И выровняв линию фронта, от которой теперь украинским силовикам предложено отводить тяжелое вооружение.

В маленьком городке Перевальске, что всего в нескольких километрах от Дебальцево, эту новость восприняли с настороженным оптимизмом. Вот уже несколько месяцев общеобразовательное учреждение для детей с умственными отклонениями пытается выживать в условиях военного времени. Украина от них отвернулась — зарплату преподавателям последний раз выплатили в июле. А детей-инвалидов просто «сняли с довольствия». Скинули, как ненужный балласт. За все время противостояния от официального Киева в интернат не поступило ни одной гривны, ни одной банки тушенки, ни одного польского яблока.

- Мы выживаем только за счет гуманитарной помощи, - признается директор школы Татьяна Семенова. - Питание идет от Министерства образования ЛНР — из гумпомощи с российских конвоев. Но там же только крупы, макароны, тушенка, консервы. Пытаемся найти деткам хоть немного фруктов, овощей. С этим нам помогают и бригада Мозгового «Призрак», перевальские казаки, киевская организация «Второй фронт», фонд «Новороссия — своих не бросаем» - это в основном перевальчане и алчевцы, переехавшие на украинскую сторону.

Мы идем по огромному зданию интерната со сложной, запутанной планировкой. С виду обычные дети проходят мимо, вежливо здороваясь и с любопытством поглядывая на технику в руках незнакомцев. Видно, что им очень хочется заговорить со странными взрослыми, посетившими их никому неизвестный городок. Но при этом в глазах читается необъяснимая тревога. Эти дети знают об опасности побольше, чем многие взрослые.

- У нас интернат для детей с нарушением умственного развития. 127 детей в возрасте от трех до 17 лет. Еще мы открыли две дошкольные группы для жителей близлежащих районов, оставшихся без средств к существованию, многие же без работы! Поэтому садик на 37 детей у меня бесплатный. Некоторые дети были вывезены в Одессу, остались там. Звонят сейчас: «Татьяна Викторовна, что нам делать, мы не можем уже тут находиться. Мы хотим обратно». Один ребенок даже убежал, хотел сюда доехать. Я говорю, подождите, пока нельзя. А там ведь сироты. Мы его с шести лет взяли, сейчас он в 10 классе. У него здесь пятеро братьев учились, уже закончили... Он тут всю жизнь прожил! Надеюсь, мы все когда-нибудь соберемся вместе.

- Преподаватели тоже уезжали?

- Пять преподавателей. Техперсонал поувольнялся. Но на их места приняты другие люди, работающие бесплатно.

- За счет чего же они живут?!

- Кто как выживает. Мы для сотрудников здесь готовим обеды, хоть что-то. А это же штучные специалисты, есть преподаватели высшей категории. Они говорят: «Мы не можем отсюда уйти. Это наш дом. Как бросить школу, детей?» Я в октябре всех собирала и спрашивала: «Что будем делать — работать или закрываться?». Все сказали — работать. Из дома поначалу носили картошку, лук... Смотришь, во Франции бастуют ради повышения зарплаты. У нас люди даже не спрашивают о зарплате. Они знают, что нужно идти на работу и помогать тем, кому хуже, чем нам. У нас хоть свой дом есть.

- А детки-то как все это переносят?

- Когда начинаются бомбежки, они залезают под парты. Мы в подвале обустроили бомбоубежище — матрасы, подушки... Проводим учения — дети уже знают, что после пяти звонков надо бежать в подвал.

- Они хоть понимают, что происходит?

- У меня внук 5-летний спрашивает: «Бабушка, почему во время Великой Отечественной войны русские вместе с украинцами воевали против фашистов, а сейчас друг против друга?» Это трудно объяснить. Мы стараемся делать это очень деликатно. Их родственники есть как на этой стороне, так и на той. У нас некоторые родители в ополчении, а некоторые на Украине — уехали, оставив нам детей. Стараемся не касаться некоторых моментов. Хотя в своих рисунках у них все показано. У них же есть плохие и хорошие люди. И так получилось, что плохие для них украинцы. Мы им пытаемся говорить, что украинцы тоже хорошие, нам с той стороны из такого же интерната дети присылали письма, подарки. Но они пока не в силах это понять. Война мешает.

Звонок. Ребетня, как в самой обычной школе, несется в столовую. И с аппетитом наворачивает обед. Не забывая улыбаться в объектив. И есть в этих улыбках что-то щемящее. Что-то, от чего душу с металлическим скрежетом выворачивает наизнанку.

- Чего вам сейчас в основном не хватает? - спрашиваем Татьяну Викторовну.

- Прежде всего — детское питание для грудничков, памперсы, в том числе взрослые. У нас ведь часто нет воды, без них нельзя. Питание для деток двух-трех лет — молочных продуктов у нас просто нет...

Музыкальная реабилитация

К одному из корреспондентов «КП» подбегает веселый пацан лет девяти. Леша Сазонов долго рассматривает камеру. Вцепляется в нас, и аккуратно вытягивает из рук видеокамеру. Мы гладим его по стриженой макушке, но камеры не отдаем. Воспитательница говорит, мол, не волнуйтесь, он не уронит, удержит. А еще месяц назад Лешу вообще ничего не интересовало, кроме своих детских внутренних дум. За месяц реабилитации выяснилось, что он обожает сложную электронную технику, способен интуитивно разбираться в ее функциях и любит музыку. Мы снимаем Лешу, показываем ему результат и в благодарность, он вдруг встает перед камерой. Как на сцене, и исполняет для нас песню: «Нам завтра снова в море, качаться на просторе», после чего, страшно застеснявшись, Леша убегает. А ведь полгода назад он даже не разговаривал.

- Это у нас программа по обучению детей-аутистов, написанная мной — букварь и математика, - поясняет Татьяна Семенова. - Принято считать, что аутистов надо обучать каждого отдельно, по индивидуальному букварю. У нас шесть детишек обучаются вместе. Такого в Украине больше нет. И прогресс у всех. Самое трудное — научить аутиста обращаться с просьбами, дружить с другими детьми... Когда их ко мне привели, они на полу лежали, не могли сказать, что им нужно. Сейчас они могут сказать повару: «Дай чай. Хочу хлеба». Научились ходить парами. То, что они общаются друг с другом — это главный результат.

- Уж извините за дурацкий вопрос... Если судить по фильму «Человек дождя», у аутистов могут быть какие-то свои скрытые способности.

- Конечно. У Леши Сазонова музыкальные способности. Когда его привели, он не разговаривал. Но когда мы начинали играть на пианино, он оживал. У кого-то есть предрасположенность к цифрам. Читать не могут, а складывают двузначные цифры.

Детсад для больших и маленьких

В последние месяцы интернат стал еще и прибежищем для несчастных людей, чудом вырвавшихся из самого пекла — Дебальцево, Чернухино, Центрального... Одно крыло интерната отдали под проживание беженцев, по возможности выгородив отдельные комнаты для мам с детишками. Получилось уютно, светло и трогательно, как в детском саду, в котором вдруг поселились взрослые с детишками. Почти кукольная детская мебель и взрослые панцирные кровати вперемешку. Ковры, светлые шторы, игрушки... И все, к кому мы обращались, говорили в один голос, что именно здесь они хоть немного пришли в себя и забыли то, что пришлось пережить.

Таня с годовалым Русланом встретила нас на пороге своей светлой комнатки. Они бежали из Чернухино, в разгар боев. Несколько женщин и детей. Шли через минные поля:

- По оврагам пробирались, детей везли на санках. Поля были заминированы, но мы прошли как-то до ополченцев, до первого поста. Они позвонили казакам и нас привезли сюда.

- Почему не ушли на украинскую сторону?

- Потому что они нас бомбили. От дома только стены остались и подвал. Да вообще на улице пара домов осталась.

Приходит Маша, мать пяти детей. Ее сразу же облепляют детишки — и свои, и чужие. Маша говорит, что бои в их совхозе начались еще в сентябре, когда образовался котел. От их совхоза ничего не осталось — одни фундаменты.

Дедушка Иван Павлович, из поселка Центральный. На обед не пошел, он сам почти не ходит в последнее время. Голос дрожит, когда рассказывает:

- Военные меня вывезли с линии фронта. Такие бомбежки стояли... Такие! Приютили нас, обезболивающие дали. Вы понимаете, мне хирург сказал, я не поверил — у меня от всего этого внутреннее излияние случилось. Не выдержал организм. Из подвала в подвал. Свистит над головой, а падает на соседней улице. Там дом развалило, а у нас — стекла долой. Одеялко сложили в два раза, окна забили, со свечкой сидим.

- Что думаете дальше делать?

- Приютили, крыша есть над головой и хорошо. Предлагают в дом престарелых, но я домой хочу. Дом хоть и старый, 49 года постройки, да свой угол. А с другой стороны - вернемся с бабкой — как жить, пенсии с июня не получали! Как жить?!

У нас не было ответа на этот вопрос, и на наше счастье в коридоре захлопали двери и кто-то крикнул: «Беженцев с Чернухино привезли! Идемте встречать!». Здесь так принято — встречать собратьев по несчастью, вырвавшихся из ада . У крыльца из военного грузовика вылезали люди с белыми повязками на рукавах. Они были в серой одежде и лица их тоже были серыми. На нас повеяло тяжелым запахом дыма, впитавшегося в тряпье. И дым этот был специфический — с примесью химии. Не чистый, смолистый или дегтярный дым лесного костерка, а резкий запах горелой мебели из ДСП, пластмассы и прочей дряни, которую долгие недели жгли в печурках и костерках. Запах беды. Или войны.

- Да двадцать дней в подвале прожили, в школьной кочегарке - объясняет нам Татьяна. - Там еще много людей осталось по подвалам. Старики да старухи... А самого поселка просто нет.

- А чем питались?

Яр, ее муж, подключается к беседе:

- Нас семь человек в кочегарке пряталось. Все женщины. Я еду добывал по подвалам. Консервацию, что осталась. Перебежками.

В холле интерната беженцев регистрируют. Огромный местный кот стережет кучу баулов. Кот не дает нам снять его толком — с разбегу бросается на руки, начинает устраиваться удобнее, не забывая звонко мурлыкать. Одна из воспитательниц говорит нам, что кот не простой — лечебный. Кот занимается с детишками, учит любить, дружить, жалеть. Летом, в разгар боев, кота похитили и увезли в Луганск, почти за сорок километров. Через три дня кот пришел обратно — в интернате на линии фронта ему прибавилось работы...

источник