Тут что хотелось бы сказать прицепом к утверждению Стрелковаhttp://colonelcassad.livejournal.com/1629297.htmlо моральном облике солдат хунты и вчерашнему видео с места разгрома «Айдара», когда ополченцы сознательно упирают на то, что с пленными раненными в отличие от фашистов они не воюют.
Несмотря на кровавый и порой абсолютно бесчеловечный характер конфликта, наши люди даже в таких условиях стараются оставаться людьми, опасаясь переходить ту грань, за которую с лихвой переходит противник.
Мне эти видео напомнили известный фрагмент из книги Кожинова «Россия. Век XX», где он цитировал воспоминания Елены Ржевской.
[quote]«Семнадцать немцев! Семнадцать пленных! Семнадцать фрицев во главе со своим обер-лейтенантом сдались в плен. Это известие носилось по улице…»[/quote]
«Савелов вводил немца. - Обер-лейтенант Тиль! — отчеканил немец, откинув назад белокурую голову. Высокий, с непокрытыми волнистыми белокурыми волосами. Настоящий ариец… Он был очень красив и молод и весь непонятно свежий… Я заметила его ногти, выпуклые, с крупными лунками, тщательно обработанные, несмотря на тяжелый быт передовой, на все невзгоды Восточного фронта. И потихоньку убрала свои руки со стола. - Вы добровольно сдались в плен вместе с вашими солдатами? - Мы отражали атаки русских в течении двух часов. Когда стало ясно, что наши доты отрезаны, я отдал приказ кончить сопротивление и сдаться… - Это ведь во времена вашего Старого Фрица* война велась на истощение противника… А сейчас, когда Гитлер ведет войну на истребление, попасть в плен… - В отношении Фридриха Великого это однобокое суждение, — сухо сказал обер-лейтенант. — Он предвосхитил тактику Наполеона, и он первый применил с великолепным успехом военные операции на уничтожение…» Допрашивающей переводчице хочется сказать: «Прусская армия настаивает на приоритете в ведении войны на истребление? Что ж, пожалуйста». Но это «обвинение» явно не подействует на обер-лейтенанта. Он с трудом понимает, «чего я добиваюсь от него. - Война есть война, — сказал наконец». Далее разведка пытается «использовать немца: подсоединиться к их рации, чтобы он своим немецким, неподдельным, офицерским голосом передавал им ложные команды и сведения». Но обер-лейтенант категорически отказывается, хотя офицер разведки уже расстегивает кобуру револьвера. «Запавшие синие глаза Тиля смотрели глухо, затравленно… - Я не хотел бы ожесточать господ русских офицеров, но иначе не могу поступить… — выдавил он». Помимо прочего, это означает, что, даже сдаваясь в плен, враги тогда, в 1942-м, были уверены в своей правоте и в конечной победе. Вот обер-лейтенанта Тиля ведут по сожженной его сотоварищами деревне. «У дотлевающих головешек убиваются, бранятся, греются бабы. Одна пестрая оборванная баба ринулась наперерез, с маху ткнулась кулаком в грудь Тиля, трясется, вопит, в глазах слезы ярости. Осатанело плюнула ему в лицо. Он только дернул головой и пошел дальше, не утираясь». Но один раз все-таки вроде бы что-то сдвинулось в этом «арийце». Изба в деревне Лысково, куда привели обер-лейтенанта. «Хозяйка в измызганной кофтенке сидела притихшая напротив немца, приглядываясь к нему, скрестив руки на груди, сжав тощие плечики, покачиваясь, шмыгая носом». Затем она «сходила за печь, вынесла свою миску с остывшей давно пшенной кашей, поставила на стол и пододвинула миску немцу: - Ты вон на, поешь,- И, скомкав горсткой пальцев губы, заплакала. - Послушайте,- всполошенно сказал Тиль.- Чего эта старуха плачет? - Не знаю… Он немного поел. - Если можно…- Он взволнованно провел рукой по волнистым расчесанным волосам и стойко сказал: — Если это можно, я предпочел бы правду. Меня расстреляют? - С чего вы? Тетенька, вы вот плачете, вы немца пожалели и испугали насмерть. Старуха всхлипнула, высморкалась в конец головного платка. - Не его. Не-ет. Мне его мать жалко. Она его родила, выхаживала, вырастила такого королевича, в свет отправила. Людям и себе на мученье». Через некоторое время переводчица спрашивает обер-лейтенанта: «- Вот у вас на пряжке выбито: «С нами Бог»… - Да-да, Так принято в вермахте. - Но ведь Гитлер назвал христианское учение бесхребетным, непригодным для немцев… - Ну это — традиция. Девиз, если хотите… - Уж если с кем Бог, так это знаете с кем? С той старухой хозяйкой, что пожалела вас или вашу мать, уж не знаю кого. - О, старая матка! — с чувством сказал он, едва дав мне договорить.- Это так удивительно… Русская душа… Бедная причитавшая над ним старуха, оплакав его, отдав ему свою кашу, ошеломила его. Как знать, может и у него есть святая святых, неведомое ему самому… Прежде, до плена, он просто не заметил бы, что эта старуха — живой человек. Бабу, с ненавистью и отчаянием плюнувшую ему в лицо, мы обходили в нашем теологическом разговоре, хотя и у нее русская, не безбожная душа». Впрочем, ошеломленность обер-лейтенанта — временное состояние; «…мне-то казалось, в нем что-то сдвинулось. Нет, все при нем — незыблемый пласт стройных, крепко связанных между собой понятий. Не отягощенный сомнениями, он всякий раз определенно знает, как ему быть»,
И в этом — одна из основ вроде бы непреодолимой силы германской армии. Сцена с заплакавшей старухой может показаться совершенно ненужной, даже нелепой; кстати, один из офицеров разведки зло и грубо высмеивает упоминание о матери обер-лейтенанта.
Но есть в этой сцене нечто, вдруг обнаруживающееся и в поведении самих офицеров разведки. Обер-лейтенанта уже повели на расстрел за отказ сотрудничать, но старший здесь, капитан Москалев, приказывает вернуться;
<!--QuoteBegin--><!--QuoteEBegin--> «- Вот что, пусть он идет. Пусть идет!.. Мы-то ему ничего плохого — пусть идет, покажется им — мы ж его пальцем не тронули, пусть глядят. Переводи! И чтоб передал им; пусть сдаются, а то мы их, гадов, перебьем.- И, ярясь от воодушевления, хрипло; — И чтоб знали! Чтоб зарубили себе! Мы придем в их Германию!.. Свету было уже так мало, что шаг и другой, и немец скрылся от нас, растворившись за стволами деревьев… Москалев тяжело дышал — вышел из рамок человек, решает не спросись, на свой страх и риск, как Бог на душу положит». [/quote]
[quote]И в плаче старухи, и в неожиданном поступке офицера (не забудем, что речь идет о времени жесточайшего противоборства под Ржевом) по-своему выразилось то зреющее превосходство над врагом, которое в конечном счете определило нашу победу над лучшей в истории (по определению самого Жукова) армией.[/quote]
И вот знаете, смотришь на весь этот кровавый угар на Донбассе и все равно узнаешь те самые типажи, которые были тогда и которые есть сейчас. Самое сложное на войне это остаться человеком. Наши люди, даже несмотря на все происходящее, стараются оставаться людьми. Это уже не то мартовско-апрельское толстовство, это именно отношение людей к войне и поверженному противнику, которое и дает то нравственное превосходство, над теми, кто считает, что своих целей можно добиться даже переступая грань человечности.
Комментарии4