Война глазами одесского журналиста

Корреспонтдент издания ТАЙМЕР отправился к ополченцам.

На нашивках бойцов этого подразделения изображена летучая мышь. Это — спецназ. Их задачи — поиск и обезвреживание диверсантов, а также рейды в тыл правительственных войск для разведки и диверсий. Вполне понятно, что с прессой эти люди общаться не очень любят: публичность при их «работе» вовсе ни к чему. С большим трудом удалось выйти на командира подразделения, человека с пугающим позывным «Зубастик». Он согласился пообщаться. 

У ворот штаба подразделения жду встречи с ним. Подходит группа бойцов: человек 30, похоже, новобранцы. Командир зычно командует: «Стволы вверх, снять магазины, проверить ствол! Оружие сдать в оружейку, кушаем, отдыхаем — и все в комнату для занятий».

Выходит «Зубастик», здороваемся. Сразу ловлю себя на мысли: очень знакомое лицо. Да это же Саша Попов, участник шоу «X-фактор»! Вот какие неожиданные повороты делают жизни жителей Донбасса: год назад — донецкий музыкант, сегодня — командир спецназа ДНР…(Выступление можно посмотреть тут)

В комнате, куда меня пригласили для разговора, много оружия. Разговора наедине не получается: к Саше постоянно подходят подчинённые, коротко спрашивают санкции на те или иные действия. Снимать здесь можно далеко не всё: режим секретности соблюдают строго.

Обстановка в отряде товарищеская. Муштры и дедовщины нет, но боевая подготовка идёт постоянно, и подход к ней — весьма серьёзный. Своя столовая, где стоят портреты погибших товарищей в траурных рамках. Как раз сейчас подразделение получает зимнюю форму. «Утепляем бойцов», — говорит Саша.

Собаку Саши зовут Ая. Она живёт в части и питается из «полкового котла». Паёк Ая отрабатывает вполне: она знает всех бойцов и ни за что не даст чужаку пробраться на территорию части. Другая собака охраняла оружейную комнату. Бойцы звали её Марьинка — в честь посёлка, где её подобрали. Точнее, как подобрали: просто запрыгнула в машину во время обстрела. Недавно Марьинка умерла…

Пленных у спецназовцев нет. «Батальон «Донбасс» и им подобных в плен не берем. Срочников — отпускаем после проверки. Жалко пацанят, но это они к нам пришли и начали убивать, не мы к ним», — поясняет Саша.

За стол подсаживается мужчина лет 45. «Меня фотографировать нельзя, мне сегодня на территорию укров идти», — сразу говорит он. Мужчина рассказывает, как один из командиров правительственных войск вывел своих бойцов под кинжальный огонь ополченцев, а сам сбежал на джипе.

«Мы сами обалдели, когда их вывели на нас, — рассказывает он. — Естественно, открыли огонь. Только один из всех выжил. У нас тоже были потери. Заставили выжившего рыть могилу для всех, прямо в парке. Мы его не били, не пытали, но люди, когда узнали, что это боец украинской армии, плевали в него. Он копал, а люди в него плевали… Потом мы его отпустили, сказали: езжай домой, расскажи правду про то, что видел».

«Вообще это не редкость, — дополняет Саша. — Отбили одну атаку, а они подгоняют новую партию — и опять. Страшное дело, но, по-моему, их командиры тупо сливают своих людей».

Решаюсь задать давно волнующий меня вопрос: «Украинские СМИ постоянно говорят, что ополченцы сами себя бомбят. Можешь это прокомментировать?». Саша недобро усмехается: «Даже комментировать не хочу. Я, оказывается, сам себя бомблю! Я тут родился, вырос, тут моя семья, друзья, знакомые…».
В столовой - портреты погибших товарищей 

«А правда, что за мародёрство расстреливают без суда и следствия?», — задаю следующий вопрос.

«Неправда, — смеётся Саша. — Суд будет обязательно. Но, если докажут вину — тогда да, расстрел».

Напоследок прошу сказать пару слов солдатам правительственных войск.

«Пусть остановятся, задумаются, что они творят, — после некоторого размышления произносит Саша. — Им головы забили лозунгами. Так что просто пусть остановятся и прислушаются к самим себе, осознают, что делают страшные вещи. Я тут родился, вырос. Сунутся — буду стрелять».
 

На обратном пути в квартиру, где я остановилась в Донецке, разговорилась с таксистом. «Я бы давно сам был в ополчении, не взяли: ранение после Афганистана, рука не двигается, — рассказывает он. — Отправил жену и дочку в Крым. Тут с тёщей старенькой живу. Сейчас еду ее кормить. У меня сын был в ополчении, погиб полтора месяца назад, 25 лет ему было…Жена ещё не знает, что Ромки больше нет. Узнает, сойдёт с ума»… Таксист украдкой вытирает слёзы…

«Дома» долго стояла на балконе, курила. Через стекла смотрела на пустой Донецк. Обычно в 20 часов город пустеет. Израненный город укладывался спать.

Где-то на другом конце Донецка ребята из отряда «Зубастика» ушли на задание. Ночь — их время. Вернутся ли все живыми? Чьи жизни заберут с собой?

Засыпая, слышу первые взрывы ночного артобстрела. Война.

Ирина Лашкевич

Источник