Их нравы. Неоткрыточная Европа

Ни для кого не секрет, что наши западные заклятые друзья ― виртуозные имиджмейкеры, чей талант в мифотворчестве отполирован многовековой практикой. При этом они ловко рисуют репутацию не только себе, но способны знатно подпортить репутацию своим соседям по планете, используя в этом нелёгком деле сплетни изменников и вообще не брезгуя никакой ложью.

Кстати, в полной мере это вынес на себе Иоанн Васильевич Грозный. Именно этот царь стараниями различных клеветников предстаёт перед потомками кровавым вурдалаком, а не основателем империи, реформатором и одним из самых образованных людей своего времени. И никого сейчас не смущают личности свидетелей «зверств» Грозного: Антонио Поссевино, которому царь отказал на предложение католической унии, Андрей Курбский, откровенный государственный изменник, и Генрих Штаден, как говорится, засланный казачок да ещё и типичный беспринципный наёмник.

Кстати, Европе удалось замести под ковёр собственную реальность времён Грозного. Сейчас мало кто упоминает, что в тихой ныне Швеции король Эрик XIV периодически проводил публичные массовые казни собственных приближённых. А во Франции пылал ураган Варфоломеевской ночи. Не знали покоя и Нидерланды, в которых только за первые несколько месяцев своего наместничества герцог Фернандо Альварес де Толедо Альба отправил на эшафот около двух тысяч человек.

Проходили столетия, но modus operandi не менялся. Во время Кавказской войны в Европе ковался образ Российской империи как кровожадного агрессора, притесняющего горский парламентаризм, несмотря на то что сами горцы вряд ли вообще знали такое слово «парламентаризм». Ковался этот образ такими любопытными персонажами, как Теофил Лапинский, Джеймс Станислав Белл и Эдмунд Спенсер. Все они были провокаторами и занимались шпионажем. Белл и Спенсер ― в пользу Британии, а поляк Лапинский, ввиду пещерной русофобии, ― в пользу любой европейской страны, готовой платить.

В своих статейках, расходящихся на ура, они просили «просвещённую Европу» немедленно разгромить русских «варваров». Объективные источники, ничего не скажешь. Потому не стоит удивляться моральному уровню этих господ. К примеру, вот так характеризует Лапинского его же соратник Владислав Мицкевич:

«Лапинский, экс-агент Чарторыйского на Кавказе, был одним из тех авантюристов, которые вмешивались в разные предприятия эмиграции, чтобы получить, если это возможно, деньги, и вовремя исчезнуть. Было преступлением доверить командование этому подозрительному пьянице».

Одновременно с этим бельгийцы рубили руки непокорным африканцам в своих колониях на Чёрном континенте. Британцы не гнушались геноцидом населения Индии. А Франция грабила Индокитай, вывозя всё, что только можно, и захватывая всё новые территории. Но Европа продолжала млеть под ширмой просвещённости и цивилизованности. Где же правда?

Европа конца XIX и начала ХХ века ― пьянство, смрад и грязь

В 1899 году разразилась очередная англо-бурская война. Повод для войны был прозаичен до скуки. Британский ненасытный левиафан обнаружил на территории африканской бурской республики Трансвааль золотоносные месторождения. Британский магнат, расист и «архитектор апартеида», Сесил Родс с помощью армии и наёмников начал подготовку к вторжению. Конечно, молодая республика не могла справиться в одиночку, поэтому Претория решила призвать добровольцев из Европы.

Та война вошла в историю не только первыми концентрационными лагерями, которые британцы построили для буров, Гитлеру тогда исполнилось лишь 11 лет, но и участием в этой войне русских добровольцев. А так как русский доброволец ― это именно доброволец, идущий в бой не за деньги, то многие бойцы на внештатной основе отправляли путевые заметки в российскую прессу, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Благодаря этому мы сейчас и можем взглянуть на Европу их глазами.

Чтобы попасть в далёкую Южную Африку наши соотечественники были вынуждены пересечь несколько границ европейских государств, а в некоторых из-за бюрократических заминок оставались по неделе.

Вот что писал поручик Русской императорской армии и доброволец Евгений Фёдорович Августус по прибытии в Берлин:

«Рано просыпается деловой люд в Берлине: по улицам, дрожа и ёжась от холода, сновали изнуренные рабочие, тощие приказчики с портфелями, кухарки и горничные с провизией. Равнодушно взирал на всю эту толпу откормленный Chutzmann с традиционной каской на голове и в тёплом пальто с меховым воротником… Вошли мы в первый попавшийся нам по пути ресторан, в Cafe Victoria… За отдельным столом сидела группа студентов, одутловатые лица, тусклые глаза и пьяные голоса ― явные признаки того, что эти питомцы Берлинской alma mater прокутили всю ночь напролёт, и теперь они, истребляя бесчисленное количество стаканов вина, старались опохмелиться… по нашему адресу послышались плоские остроты.

Неприятно поражал нас патриотизм немцев, выражающийся в том, что на всех куфелях, на посуде, на объявлениях, рекламирующих новоизобретённую ваксу или фиксатуар для усов, красуется портрет императора Вильгельма. Между прочим, интересно то обстоятельство, что когда мы расспрашивали о достопримечательностях Берлина, то нам прежде всего советовали полюбоваться разводом дворцового караула, затем рекомендовали уже осмотреть музеи, театры и памятники».

Но в Берлине Августус не задержался. Из столицы Германии Евгений Фёдорович вместе с товарищами по оружию отправился в сердце современной Европы ― в Брюссель. Вот что он пишет непосредственно из поезда:

«В вагоне мы терпели муки инквизиции: скверные жёсткие сидения купе третьего класса, из щелей, окон и дверей обдает морозной струёй, ногам нестерпимо жарко от труб парового отопления; с другой стороны сидит краснощёкая курносая немка, сестра милосердия, от которой разит карболкой, с другой ― толстый торговец, пропитанный насквозь запахом пива и скверных сигар».

Куда более безжалостные строки Евгений пишет и о самом Брюсселе:

«Улицы вымощены частью гранитом, частью аспидными (чёрными) плитками; снега в городе нет, но везде на тротуарах липкая грязь. Прохожие бесцеремонно останавливаются и оглядывают нас с ног до головы. Какие-то подозрительные субъекты, узнав иностранцев, шёпотом рекомендуют адреса каких-то Palais de Crystal (Хрустальный дворец)…

Неприятно поражает в Брюсселе обилие на каждом буквально шагу встречающихся всевозможных Degustation (дегустационная) и Distillerie (винокурня) и прочих питейных заведений. Трудно судить, конечно, по первому впечатлению о том, до какой степени систематическое пьянство проникло в нравы бельгийцев, но во всех заведениях кёльнеры и посетители обдают нас мутными недоумевающими взглядами, когда мы, отказываясь от поданных нам bock, spatenbrau, требовали кофе. В ресторанах и cabarets (кабаре) сидят не только полуголодные рабочие в рваных блузах, но и вполне интеллигентная публика, отравляющаяся абсентом в обществе разодетых супружниц и даже детей…

Чем ближе к вечеру, тем чаще стала попадаться разгулявшаяся публика: цилиндры сбиты на затылок, пьяный говор, хохот, крики и визг растрёпанных дам и шатающихся кавалеров раздаются повсюду. Вот, нежно обняв фонарный столб, какой-то господин стонет и охает ― результат неумеренного употребления спиртных напитков. Толпа не обращает ни малейшего внимания на подобные явления, встречающиеся через каждые сто шагов».

Согласитесь, как-то это всё не вяжется с тем открыточным имиджем, который сколачивался в Европе веками. Где гостеприимство, вежливость и всеобщий достаток? Почему их место заняла враждебность, пьянство, все признаки «культа личности» и бедность? Не считая того, что куда-то испарились белоснежные улицы, которые «моют шампунем». Неужели всё это осталось в стороне ― где-то на туристических маршрутах?

Но Европа не просто жила иной неоткрыточной жизнью, она ещё и занималась экспортом этой жизни в колонии. Вот что вспоминал о португальской колонии Лоренсу-Маркиш другой русский доброволец Владимир Рубанов, покинувший Санкт-Петербург вместе с инженером Семёновым 1 января 1900 года:

«Хлопоты заставили нас прожить в Лоренцо несколько дней. Была масленица, и мы имели возможность видеть много интересного. Улицы полны народа, бесконечные процессии ряженых сменяют одна другую, разгул полный ― разгул, переходящий в бешенство. Трудно изобразить те безобразия, которые господствуют в эти дни на улицах. Мне кажется, что русский человек не способен проделать даже в пьяном виде того, что здесь делают совершенно трезвые люди».

Верно, читать подобные строки будет очень трудно любителям «баварского», изо дня в день ждущие европейца, который и построит для них сытую «европейскую» жизнь. Кстати, сейчас Лоренсу-Маркиш ― это Мапуту, столица Мозамбика, располагающаяся в 50 километрах от границы с современной ЮАР.

А как же США?

Не секрет, что США подобрали колониальное знамя Европы, поэтому без упоминания Штатов не обойтись. Спустя 20 лет со дня окончания англо-бурской войны наш великий поэт Сергей Александрович Есенин совершил знаменитый тур по западным странам, в том числе и по США.

Есенин, этот выходец из рязанской деревни, безусловно, был ошарашен, подавлен и очарован промышленным величием американского Нью-Йорка. Но чем дольше он знакомился с реалиями США, тем более тусклой становилась открытка с изображением этой страны. Уже на острове Элис, с которого открывается живописный вид на Нью-Йорк, поэта допросили с таким бюрократическим пристрастием, что Есенин вывел следующий строки:

«Миргород! Миргород! Свинья спасла!»

Продолжая путешествие в глубь Штатов и познавая подобие культуры американцев, Сергей становился всё более беспощадным:

«В Америке всё взрыто и навалено… Сами американцы народ весьма примитивный со стороны внутренней культуры. Владычество доллара съело в них все стремления к каким-либо сложным вопросам. Американец всецело погружён в “бизнес” и остального знать не желает. Искусство Америки на самой низшей ступени развития. Там до сих пор остаётся неразрешимым вопрос: нравственно или безнравственно поставить памятник Эдгару По».

В конце своих очерков о США Есенин и вовсе крайне иронично и жёстко подводит итоги, словно ставя диагноз этой стране:

«”Слушайте, ― говорил мне один американец, ― я знаю Европу. Не спорьте со мной. Я изъездил Италию и Грецию. Я видел Парфенон. Но всё это для меня не ново. Знаете ли вы, что в штате Теннесси у нас есть Парфенон гораздо новей и лучше?”

От таких слов и смеяться, и плакать хочется. Эти слова замечательно характеризуют Америку во всём, что составляет её культуру внутреннюю. Европа курит и бросает. Америка подбирает окурки».

И это писал деревенский парень, нёсший в душе эту невольную ущербность взросления без электричества, водопровода, канализации и доступа к современному образованию. Однако нечто природное, прирождённое стремление к созиданию заставило его спустя всего пару десятков лет поразиться хищнической примитивности «железного Миргорода», как он охарактеризовал США.

Когнитивный диссонанс «Новой Европы» Гитлера

Цивилизованный Запад к началу 30-х годов вполне ожидаемо разродился нацизмом. Гитлеровская пропаганда в лучших традициях Европы рисовала портрет СССР самыми чёрными тонами ― отупевшее население, пьянство, похоть и безграмотность. Но уже в 1943 году полиция безопасности и СД из 3-го управления, относящихся к СС, столкнулась с плодами собственной лжи.

С 1942 года в рейх насильно завозили население оккупированных территорий СССР с целью их рабской эксплуатации, именуя этих несчастных остарбайтерами. Столкнувшись с русскими, немцы были поражены. Вот какие сведения поступали в Берлин на Принц-Альбрехтштрассе, 8, где располагалась полиция безопасности и СД (всё под грифом «секретно»):

«В многочисленных докладах сообщается, что направленные на военные предприятия остарбайтеры своей технической осведомлённостью прямо озадачивали немецких рабочих… Один рабочий из Бейреута в этой связи сказал:

“Наша пропаганда всегда преподносит русских как тупых и глупых. Но я здесь установил противоположное. Для меня лучше иметь на работе 2-х русских, чем 5-х итальянцев”».

В одном имении (Франкфурт-на-Одере) советский военнопленный разобрался в двигателе, с которым немецкие специалисты не знали, что делать… Директор льнопрядильни из Глагау заявил: «Остарбайтеры демонстрируют техническую осведомлённость и не нуждаются в более длительном обучении, чем немцы».

Одновременно с этим рушился миф о похоти и ликвидации института семьи в России. Из Киля в СД сообщали, что половое распутство русским женщинам «совсем неизвестно». Из Зентерберга писали, что в сексуальном отношении русские проявляют «здоровую сдержанность», хоть и ночуют в комнатах по пять-восемь семей. В самом Берлине отмечали высокий уровень побегов в среде разлучённых семей, они бежали даже под угрозой расстрела на месте.

Конечно, все эти сведения были строго засекречены. А как иначе? Глядя на русских, новые европейцы могли крепко задуматься над собственной жизнью, далёкой от мифов и открыток. Не говоря уже о том, что лоск сверхчеловека слезал с немцев, как дешёвая штукатурка со старой стены.

Века идут ― метода не меняется

Несколько лет назад потомок изумлённых в 40-х годах немцев Андреас Рюттенауэр написал в Die Tageszeitung, что русские «превратились в людей» только на время Чемпионата мира. В унисон с ним выступила Клара Хюрлиманн в Tiroler Tageszeitung, которая возмутилась незаслуженно огромными территориями России и тем, что в России царит безграмотность, «угнетают женщин» и, конечно, ЛГБТ-сообщество. Где-то в кипящем котле смахнул скупую мужскую слезу Йозеф Геббельс, любуясь своими последователями.

Век за веком европейская пропаганда играет на всё тех же примитивных чувствах и страхах как родного населения, так и «туземцев». Меняется только техническое обеспечение и интенсивность. Полируя открыточный вид Европы, западные деятели в то же время стращают население кровавым Востоком. И, если раньше для этого требовался отряд строптивых провокаторов с сомнительной репутацией, которые к тому же месяцами строчат свои фолианты, то ныне их заменяют многочисленные СМИ и «ботофермы». Работают быстрее, да и обходятся порой дешевле.

И до чего же забавно наблюдать, когда очарованные цветастыми картинками соотечественники вдруг в Европе сталкиваются с суровой реальностью. Так, прибыв на разрекламированный Октоберфест, наш соотечественник ожидает увидеть пышногрудых фрау и благовоспитанных бюргеров с кружкой свежего пива. Но вдруг обнаруживает терриконы мусора и агрессивных пьянчуг. Не добавляет лоска фестивалю и официальное название одной из местных достопримечательностей ― Рвотный холм.

Этот холм место особое ― везде валяются отвратительно пьяные люди среди рвотных лужиц и луж мочи, т. к. степенные бюргеры и гости справляют нужду прямо на месте. Только в 2017 году на фестивале зарегистрировали 67 преступлений сексуального характера и 314 случаев нанесения тяжких телесных повреждений, включая нападения на полицию.

Вообще, с мочой и рвотой у Европы какая-то сакральная связь. К примеру, в Великобритании ежегодно проходит День леди, праздник, организуемый после скачек Grand National. Британки всех возрастов, облачившись в самые стильные, как им кажется, наряды, спешат блеснуть на светском рауте. Получается не очень.

Уже через пару часов праздник начинает играть новыми красками. Вдрызг пьяные, часто полуобнажённые «леди» шатаются по какому-то мусорному полигону, усеянному пластиковыми стаканчиками, бутылками из-под дешёвого вина и пивными банками. А в это время английские джентльмены либо блюют, либо стараются не справить нужду малую в штаны.

Но День леди снискал славу только благодаря упаковке из экстравагантно одетых дамочек. На самом деле уничтожение десятков пинт пива ― практически ежевечерняя традиция британцев, усугубляющаяся к концу недели, когда пятничной ночью вам не удастся разминуться с пьяницами, справляющими нужду посреди улицы. Наибольшее обострение наблюдается перед Рождеством в так называемую Безумную пятницу, когда «пуритане» предаются азартному мордобою и уличной «любви», а количество вызовов скорой помощи и полиции взлетает до небес.

Не менее контрастно выглядит и Париж. Елисейские поля периодически оказываются под оккупацией бомжей и крыс размером с небольшую кошку, метро пропахло мочой, а напротив Нотр-Дам де Пари можно обнаружить крысиные норы глубиной в полметра.

Конечно, наплыв мигрантов ещё более «освежил» Европу. Появились отдельные этнические районы, контролируемые не полицией, а мигрантами. Так что теперь можно встретить посреди улицы ещё и моющего причинные места араба.

Однако мифотворчество столь глубоко проникло в стандартного европейца, что он буквально нуждается в пропаганде. Ему крайне неуютна реальность. Без «восточной угрозы» (террористической, ближневосточной, китайской и т. д.) европеец отчаянно одинок. Ему необходимо нести свой образ жизни и «демократию» другим странам, чтобы их традиции, уклад жизни и человеческий облик не контрастировал с европейским. Ведь Европа, как и США, ― это Дориан Грей, которому страшно взглянуть на собственный портрет, способный показать, насколько прогнил изнутри внешне приятный молодой человек.

Сергей Монастырёв