Интервью с Игорем Плотницким

Длинные и извилистые дорожки нашей жизни свели меня с Игорем Венедиктовичем Плотницким, главой ЛНР. Встреча была достаточно недолгой, но информативной. Я впервые в жизни общался с главой республики.

Честно говоря, был изрядно удивлен. Медийный образ Плотницкого очень сильно отличается от его обычного, жизненного. Мне второй больше понравился. От Игоря Венедиктовича веет таким спокойствием и уверенностью, что поневоле начинаешь проникаться верой в слова этого человека. Лично мне он весьма понравился. А еще больше понравилось то, что, несмотря на загруженность, он смог уделить мне свое время. Да еще и пригласил в гости в Луганск. И этим приглашением я обязательно воспользуюсь в ближайшее время. Шутка ли…

Наш разговор я записал, предлагаю вам с ним ознакомиться.

— От лица всех читателей «Военного обозрения» разрешите поздравить Вас с победой на выборах и пожелать Вам успехов в несении этого тяжелого бремени. Среди нас очень много людей, которые искренне и от всей души пожелали бы этого.

— Спасибо.

— Для начала — в нескольких словах о себе. Что за человек Игорь Плотницкий и чем он занимался до настоящего времени?

— Я пришел сразу после Одессы. Точнее, за несколько дней. Во время штурма СБУ. Я разговаривал с участниками. Мы поговорили и о юридической базе и о смысле всего этого народного собрания. Но такого активного участия я тогда не принимал. Полноценно я пришел именно 3 мая, когда случились события в Одессе. И 5 мая я был уполномочен на создание батальона «Заря». И в течение 27 дней батальон был создан на 80 процентов. И первый бой, когда был разбит «Айдар-1», проводил мой батальон. Наш батальон.

Батальон был народно-освободительным. Мы принимали всех желающих. Только добровольцы, никакой мобилизации. Приходили люди разных возрастов. Самым молодым не было еще 18, самому старшему — 77. Понятно, что на передовой его не было, но тем не менее человек вносил свой вклад на хозработах. Не отказывали никому. У нас люди из разных городов, даже из Одессы есть. Снайпер, до сих пор воюет. Мать ему собрала сумку и сказала: «Иди, бей фашистов». Вот он и бьет…

После того, как батальон был создан и прошел крещение боем, меня назначили на пост министра обороны Луганской республики. Это был тяжелый период, июль-август. Луганск был чем-то сродни Ленинграду. У нас не было ни света, ни воды, ни связи. Но мы выстояли. Благодаря всей той помощи, которую нам предоставила Россия.

Я вам даже скажу то, что я еще никому не говорил: о том, что Россия помогала гуманитарно, знают все. И мы всегда говорили об этом открыто и с благодарностью. Но во время всех этих событий мы были уверены в том, что в каждом городе, каждом поселке, в каждом селе есть люди, которые сочувствуют, сопереживают, молятся за нас — это совсем другое чувство. Это трудно описать словами.

Волею судьбы так получилось, что Донбасс оказался на передовой новой войны с фашизмом. И мы понимали, что в такие трудные минуты семья должна собираться воедино. И не потому, что в России уровень жизни выше, нет. Потому, что у нас общий враг.

После ухода Болотова я был назначен и.о. главы республики. А после выборов являюсь главой Луганской народной республики. Вот такая моя биография в ЛНР…

— Расскажите, какие сейчас у вас первоочередные задачи как у главы?

— Естественно, экономика. Знаете, я горжусь, что народ, который стоял по пять-семь часов в очереди, чтобы проголосовать, дал мне право на принятие таких решений. Мы строим республику не для кого-то. Для народа. И наш народ должен почувствовать, что мы делаем все, чтобы изменить сложившуюся ситуацию. Он этого достоин.

Очень много людей показало, что их не интересует жизнь в нашей бывшей стране. В Украине. Их больше не интересует та Украина, страна нацизма, подавления, сжигания книг. Мы неоднократно подчеркивали, что мы воюем не с Украиной. Мы воюем с олигархами и фашистами. Но не с украинцами. По сути, украинцы — спокойный и работящий народ. Пока не произошло то, что произошло. Ведь еще когда Геббельс сказал: «Дайте мне народ и СМИ, и я за двадцать лет превращу любой народ в стадо свиней». Вот 23 года и прошло. Факт неоспоримый, что нацизм возродился. И сравним с пожаром в лесу. Если его вовремя не потушить, он во все стороны пойдет. И не только на восток, как предрекают. Я смотрю, и поляки начинают осознавать, и другие страны тоже. И океан преградой не станет, я уже не говорю о Праге, Берлине и Вене…

В свое время я предлагал возродить антинацистскую коалицию во главе с Россией, США и Великобританией, чтобы не допустить новой войны.

— Война…Но с другой стороны, свет, вода, тепло, еда… для мирного населения…

— Война — это страшное явление. Это катастрофа для любого народа. Это кровь. Это потери. Но в это страшное для нашего народа время произошло повторение того, что было в Великую Отечественную. Объединение народа. Сплочение. Мы выстояли в те страшные месяцы. А теперь, когда нет тех страшных обстрелов, когда мы практически восстановили подачу воды и света в дома, люди, уехавшие в то время, возвращаются. Это — показатель.

Много мне задают вопросов, признает ли нас Россия, признает ли нас Запад и так далее. Я всегда в таких случаях напоминаю один исторический факт из 18 века. Когда 4 июля одна колония подписала Акт о независимости, то для метрополии (Великобритании) жители этой колонии были такими же сепаратистами и террористами. Так что пусть некоторые вспоминают уроки собственной истории и не призывают помогать тем, кого назвали сепаратистами. СССР до 1933 года тоже не признавали…

Признание — вопрос политический. Если мы будем твердо стоять на ногах, если сможем создать экономику и возродить промышленность, то признание последует автоматически. Вопрос времени. Тем более, кстати, что наша промышленность на 80 процентов завязана на Россию. И все, что мы производим, нужно России. И наши люди готовы работать. Так что проблем с этой стороны не будет. Экономике — быть. А порушенное восстановим.

— Фактически народ России признал Новороссию. Это много?

— Признание народа — это высшее, что может быть. То, что нас признали россияне, говорит лишь о том, что мы настолько близки и духовно, и по менталитету, и географически. Мы — незаконно оторванная часть русского мира. И настанет, настанет тот момент, когда мы вернемся в свой дом. Я всегда привожу слова Писания: «Кто умеет ждать — тому все приходит вовремя». Мы готовы ждать.

— У меня такой вопрос: скажите, вам, как человеку, не исполняющему обязанности, не главе, а человеку, не страшно было подписывать Минские соглашения? Ведь далеко не у всех они вызвали положительные эмоции…

— Некоторые неприятные моменты были, не скрою. Но вопрос стоял в другом: что мы будем проливать — пот и чернила или кровь? И победила та сторона, которая говорила, что если есть хоть малейшая возможность проливать не кровь — надо проливать пот и чернила.

— Я понимаю. Но, попытавшись представив себя на Вашем месте, отдаю себе отчет, что это как минимум, сложно и трудно. И обидно было бы получить «непонимание» от своих…

— Можно было. Но выборы показали, что люди поняли и поддержали меня в этом вопросе. Увечья и смерть — это безвозвратные потери. А чернила и пот — это ум, работа и немного, может быть, хитрости. Мы же не подписали ничего такого, что ущемило бы наши интересы. Даже тот закон, который пытается отменить Порошенко об особом статусе. Это об обособленной территории, которая не подчиняется законам государства. Но что это тогда, если не признание?

— Что Вы думаете по поводу продолжения боевых действий?

— Войной нас уже не испугать. Один урок был. Надо будет — приложим все силы, чтобы дать второй. У нас сегодня больше людей. Более того, я уверен, что в случае возобновления военных действий такого потока беженцев уже не будет. Люди будут воевать. Люди должны были сделать свой выбор, прийти к этому. И они его сделали. Да, кто-то уехал. Но есть те, кто уже вернулся, и вряд ли уедет еще раз.

У нас есть знамя, мы называем его Знаменем Победы. Я вручил его нашей первой бригаде. А рейхстаг уже определен…

— Вызывает беспокойство тот факт, что Луганск фактически еще в осаде. Много разрушено, многие объекты не под вашим контролем. Электростанция в Счастье, которая фактически держит Луганск за горло… Как быть?

— Согласен, вопрос сложный и трудный. Однако напомню вам, была такая картинка, цапля поймала лягушку… «Никогда не сдавайся». Сейчас похожая ситуация. Патовая. Украина не может содержать эту ТЭС, мы пока не можем ее взять под контроль согласно заключенным договоренностям. Получается симбиоз уступок и договоренностей.

— То есть диалог есть?

— Есть. Им нужен уголь, нам нужна энергия. Мы не идем на захват ТЭС из-за того, что в случае ее повреждения без энергии останутся северные территории ЛНР, которые находятся под контролем украинской армии. Можно было бы рискнуть, есть мощности, которыми можно было бы покрыть дефицит, но это значило бы остановку промышленности. А перезимовать можно было бы вполне. Тяжело, но перезимовали бы. А вот на севере без энергии положение стало бы катастрофическим. И прекрасно, что в Украине это тоже понимают.

Диалог идет. Очень непростой, очень тяжелый, но — диалог. На той стороне народец амбициозный, умеет соблюсти выгоду. Но и мы умеем настоять на своем. Тем более, что это наши люди на нашей земле. Пусть и временно оккупированной.

— Вы уверены в том, что шансы взаимовыгодного существования есть?

— Не просто шансы. Другого пути нет ни у нас, ни у Украины. Я еще раз повторю, мы не хотим жить в Украине, но она все равно остается нашим соседом. Зачем ссориться и доводить до безумия ссору? У нас была уже драка до крови, мы готовы их простить, если они покаются. Но сперва покаяние, потом прощение. А прекращать экономические взаимоотношения — это глупость. Мы будем действовать на тех условиях, которые в первую очередь выгодны нам.

Все эти рассказы о дотационности наших регионов — вранье и сказки. У нас богатейшие районы что по полезным ископаемым, что по земельным ресурсам. Мы кормили Киев, являясь основой пирамиды, «заточенной» под нескольких олигархов. Убрать пирамиду — и благ и ресурсов хватит всем, даже с избытком. Если республика действительно народная — значит, народ должен не только получить, но и поучаствовать в создании своей республики. И народ действительно включился.

— Последний вопрос: каким вы видите будущее Луганщины?

— Каким… Лучше, хуже — это относительно. Вопрос в том, для чего все это? Это же не просто процесс, когда люди заявили: «Мы хотим жить с Россией», а там дальше мы ни за что не отвечаем. Нет. Так уж сложилось, что нам придется пожить одним. Научиться. Возродить экономику. Самим возродиться духовно. Ведь за ту ошибку, которую мы сделали 23 года назад, проголосовав за то, чтобы остаться в составе Украины, мы заплатили высочайшую цену. Надо исправлять. Даже такой ценой.

— Ну не совсем одни, наверное. Там, на востоке есть сосед, который всегда поможет…

— Мы знаем. Но это не сосед, это все-таки часть семьи. Многие спрашивают, вот, как вы получаете помощь постоянно, не стыдно ли так… А если родители помогают детям, что тут постыдного? Это не есть кредиты, это не долговая яма, это — семейная помощь. Мы это расцениваем только так. Но помним, что дети тоже должны помогать родителям. Когда вырастут. Вот такое у нас отношение к России и россиянам. Мы — часть семьи. И мы рано или поздно придем домой.