© REUTERS
Со стороны политика Запада в украинском кризисе выглядит предельно противоречиво. Запад в целом и каждая его страна в отдельности постоянно ратуют за мир и переговоры, но как только переговоры между Россией и Украиной начинаются Запад их либо срывает, либо выхолащивает достигнутые договорённости.
Так было с обоими Минсками, так было со Стамбулом, такой же подход сохраняется и сейчас.
Но это не противоречие, это – выверенная внешнеполитическая стратегия, в нынешних условиях не имеющая альтернативы.
В отличие от большинства пишущих на эту тему, я не считаю Мински и Стамбул неоправданными уступками России. Это были попытки решить проблему Украины без войны, без гибели сотен тысяч, а может уже и миллиона украинских граждан, без миллионов беженцев, без разрушения инфраструктуры, без уничтожения экономики, без ненависти, разделивший некогда единый народ по линии административной границы УССР, главное же без необходимости решать нерешаемую задачу что делать с покорёнными регионами, где проводить новую границу, целиком ли включать Украину в состав России, частично ли, одномоментно ли или в несколько этапов, как легализовать новые границы и как работать с населением, отделённого от нас уже не только десятилетиями пропаганды, но реками пролитой крови?
Фактически до последнего момента Россия пыталась применить на Украине в качестве базового грузинский сценарий: блицкриг, без посягательств на государственность и даже почти без территориальных изменений (поначалу, в 2014 году, Россия претендовала исключительно на Крым и Севастополь, и даже в 2022 году речь на переговорах в Стамбуле велась только о признании Киевом независимости Донбасса. Конечно, он (Донбасс) потом бы всё равно вошёл в состав России, так как самостоятельно существовать не в состоянии, но непосредственного изъятия его у Украины в свою пользу Кремль пытался избежать и ещё неизвестно насколько долгим бы оказался переходный период, если бы Стамбульские соглашения не были сорваны.
Даже когда стало ясно, что Западу удалось добиться затяжной войны, Россия продолжала ориентироваться на базовый сценарий, предполагавший сохранение украинской независимости, при минимальных территориальных изменениях (которые теперь включали также Херсонскую и Запорожскую области) и при условии лояльности в отношении России, формально именуемой нейтралитетом. О том, что Россия готова была долго работать над задачей переформатирования Украины (с сохранением суверенитета Киева) свидетельствует грузинский пример: от Пятидневной войны 2008 года, до яркого проявления реальной грузинской нейтральности (в 2022-23 годах) прошло 14-15 лет упорной, внешне незаметной, работы.
При этом, хорошо зная украинских политиков и расстановку сил в высших эшелонах власти Украины, в которых практически полностью отсутствовали политики, которых в Киеве и Москве принято именовать пророссийскими, но которые в реальности просто выступали за хорошие прагматичные отношения между двумя государствами (редкие единичные экземпляры таких политиков были, организованной силы, хотя бы зачатка политической партии, не было) я исходил из того, что амбициозный российский мирный план урегулирования украинского кризиса невыполним. Война была нужна Западу, войны хотели радикальные украинские националисты, прорвавшиеся же к власти в результате майдана (как и находившиеся у власти до него) политики-компрадоры не имели поддержки в обществе, поэтому смертельно боялись выступить против военных планов Запада и поддерживаемых им национал-радикалов.
Поэтому с первого дня подписания Минских соглашений я называл их «безальтернативными, но нереализуемыми». Безальтернативными потому, что Россия не могла не пытаться до конца решить дело миром. Военный вариант нёс для неё двойную угрозу: как грозящее перерасти в мировую войну столкновение с Западом и как война внутри одного народа, то есть, несмотря на его разделённость между двумя государствами, имеющая все признаки гражданской.
Бисмарка хвалят за оригинально решение не вступать в Вену, после битвы при Садовой. Он, мол, таким образом, сумел не озлобить австрийцев, ставших впоследствии главным союзником Пруссии/Германии в Европе. Но к французам (всего через пять лет) Бисмарк не был так же толерантен. Париж осаждали, в Париж вступали прусские войска, а условия мира были для Франции предельно унизительны.
Просто Австрия была немецким государством, война с ней рассматривалась как внутринемецкое дело (аналог «спора славян между собою»). Её необходимо было интегрировать в схему прусского доминирования в германском мире. А Франция – чужая, с ней было церемониться нечего.
Москва в XXI веке смотрела на Киев примерно так же, как Берлин в XIX смотрел на Вену – слишком крупный кусок, чтобы его проглотить, но слишком важный, чтобы позволить ему проводить альтернативную политику. Мирный метод был для России главным на постсоветском пространстве также в силу её относительной слабости. Восстанавливаться после катастрофы 90-х Россия начала только в нулевые. Ей были необходимы у границ не новые враги, а если не союзники, то хотя бы нейтралы, все наличные силы необходимо было концентрировать на противостоянии с Западом, причём их (сил) постоянно не хватало.
Всё это на Западе прекрасно понимали, поэтому и пытались максимально осложнить России реализацию её стратегии, а в идеале и вовсе сорвать её. Цель Запада как раз заключалась во втягивании Москвы в максимально длительные и максимально кровопролитные конфликты со всеми её соседями. Таким образом планировалось, не втягиваясь в конфликт непосредственно, подорвать военные и экономические силы России, создать вдоль её границ пояс вражды из постсоветских государств, изолировать Москву на мировой арене и маргинализировать её, заставив десятилетиями выяснять отношения с ближайшими соседями. При этом Запад ещё и выступал бы в роли арбитра.
Полностью реализовать этот план не удалось, хоть волна цветных путчей дважды прокатилась по постсоветскому пространству. Однозначно враждебными в отношении России к 2022 году остались только прибалты и Украина. Именно поэтому Запад не может допустить никакого компромиссного мира Москвы и Киева. Украина должна воевать до последнего украинца. Несмотря на потери и поражения, несмотря на явную бесперспективность борьбы должна воевать.
Эта уничтожающая Украину вопреки российской воле война нужна Западу, во-первых, для запугивания постсоветских соседей России и восточноевропейцев «российской агрессивностью» и «намерением восстановить СССР». Во-вторых, продолжительность войны и пролитая кровь укрепляют западную легенду об «украинской войне за независимость», укореняя её (легенду) в общественном сознании и создавая базу непризнания территориальных изменений по результатам СВО. В-третьих, кровь и лишения порождают ненависть, разделяя один народ на два разных.
В-четвёртых, сопротивление, для его подавления требует продвижения. Продвижение ВС РФ на Запад для закрепления результатов (при ограниченной численности войск) требует опоры на местное население. Те, на кого Россия может опереться на освобождённых территориях, хотят в Россию. Чтобы не настроить против себя и их, это желание необходимо удовлетворять, проводя референдумы и включая в состав России всё новые бывшие украинские регионы. Запад не против – чем больше территорий присоединено, тем больше разрушений в ходе боёв за контроль над ними, тем больше беженцев, тем больше убитых, тем больше аргументов для русофобской пропаганды Запада, тем больше проблем у России с восстановлением разрушенной инфраструктуры, возрождением экономики и пацификацией населения.
Именно поэтому, несмотря на то, что уже год, как Запад утратил иллюзию возможности военной победы над Россией, он давно знает, что Украина обречена. Он постоянно предлагает России переговоры и постоянно дезавуирует свои предложения, выдвигая абсолютно неприемлемые для России условия даже не мира, а всего лишь начала переговоров. Сорвав же мирный процесс Запад регулярно переходит к очередному повышению ставок в конфронтации с Россией.
Несмотря на рост антивоенных настроений не только среди населения, но и среди политической элиты, выскочить из этого порочного круга Запад пока не может, так как его согласие на минимально устраивающие Россию условия мира будет признанием Западом своего поражения (именно признанием поражения Запада, а не Украины – инструмент не может выиграть или проиграть).
Так что ситуация в целом должна деградировать и дальше до тех пор, пока Запад не окажется в ситуации, когда дальнейший отказ от признания поражения будет вести к большим издержкам, чем его (поражения) констатация. До полного демонтажа Украины Запад о реальных переговорах о мире даже не задумается.
