Если бы Дональд Трамп поставил перед собой задачу блокировать любую возможность проведения Соединёнными Штатами осмысленной внешней политики, он не мог бы действовать лучше, чем действует. Не думаю, однако, что Трампа можно назвать умышленным саботажником, скорее он «саботажник» вынужденный.
Американская элита слишком раздроблена. Полного единства нет не только у демократов, но и у республиканцев. Более того, разделены на фракции даже трамписты, пользующиеся поддержкой меньшинства (40-45%) партийных активистов и руководителей (не путать с республиканскими избирателями, которые пока что в большинстве своём Трампа поддерживают). Трамп должен маневрировать между многочисленными группами поддержки и оппонентами.
Первоначальная ставка делалась им на быстрый «миротворческий» успех. Первые же месяцы у власти показали, что ставка эта ошибочна. Американский истеблишмент (как республиканский, так и демократический) ни на одном направлении внешней политики не был готов к серьёзным уступкам, без которых невозможен компромисс. В частности на украинском направлении американцы не желают отказываться от высказанного ещё Байденом в декабре 2023 года (за год до победы Трампа на выборах) предложения о «корейском варианте» (заморозке по линии фронта), который тогда же был отвергнут и Россией, и Украиной, как неприемлемый для обеих сторон конфликта.
Причина проста: американцы считают, что идут на гигантские уступки уже просто соглашаясь на то, что Россия удержит за собой контроль над территориями, занятыми ВС РФ (без формального международного признания перехода их в состав России). В принципе во время первого Стамбула такой вариант был реален. Но тогда ещё не было частичной мобилизации в России, трёх с половиной (грозящих превратиться в четыре) лет тяжёлых боёв, обстрелов российской территории, вторжения Украины в Курскую область, издевательств над мирными жителями и их убийств, тогда ещё не были официально приняты в состав РФ ни Херсонская, ни Запорожская области, ни ДНР, ни ЛНР.
Россия в начале 2022 года была готова многое уступить за демилитаризацию (пятикратное сокращение ВСУ) и начало денацификации (отмену русофобских законов и восстановление прав русского населения Украины). Это позволило бы избежать боевых действий, резкого усиления санкций, сохранить торгово-экономические связи с ЕС, де факто зафиксировать уход Запада с Украины без войны и постепенно, но достаточно быстро, вернуть её в российскую сферу влияния.
Вернее тогда российским властям и консультировавшим их украинским политикам-эмигрантам, это казалось возможным, но последующие события показали, что как коллективный Запад, так и постмайданное украинское руководство совершенно неадекватно оценивали ситуацию и считали, что могут победить Россию, просто задавив её экономическими санкциями и дестабилизировав изнутри. Опираясь на эту ошибочную уверенность, они безальтернативно провоцировали Россию на боевые действия, не оставляя ей возможности решить проблему (ликвидировать созданную Западом угрозу национальной безопасности) путём переговоров.
После потерь и издержек, понесённых за три с половиной года активных боевых действий, после того, как Россию вынудили практически уничтожить ВСУ на поле боя и выиграть у Запада (истощившего свои арсеналы в бесплодных попытках помочь Украине одержать военную победу) войну на истощение, после того как российское общество консолидировалось в поддержке идеи тотального разгрома очередного западного нашествия на Россию, Кремль просто не может уступить больше, чем предлагает, не вызвав разочарования российского общества и непоправимого ущерба единству власти и народа.
Москва и так предлагает весьма щадящие условия: официальное признание Украиной (а значит и всем миром) российскими тех регионов, которые уже вошли в состав России, и пресловутые демилитаризацию и денацификацию, а также восстановление обязательства Киева придерживаться политики постоянного нейтралитета. Большинству народа, впрочем, и такой результат представляется недостаточным.
Но и Киев не может пойти на соглашение не только на российских, но и на американских условиях, причём по той же причине, по какой этого не может сделать Москва: слишком велики потери и издержки за три с половиной года боевых действий. Положение украинского руководства в этом плане вообще критическое, ведь Кремль хотя бы пытался предотвратить военный кризис – предлагал Киеву мирное соглашение на гораздо более выгодных чем сегодня условиях, украинским же властям необходимо будет объяснить своему народу зачем были нужны война и жертвы, если в результате условия стали значительно хуже.
Не может согласиться с американским планом и Европа. Втягиваясь в конфликт с Россией, вводя разрушительные для собственной экономики санкции, европейцы рассчитывали на экономический блицкриг и компенсацию (с лихвой) своих потерь за счёт захваченных в России трофеев, в виде установления собственного контроля над её сырьевыми ресурсами. Отсутствие победы и трофеев для ЕС и его лево-либеральных элит означает не только экономическую, но и тотальную политическую катастрофу.
Трамп оказался в ситуации, когда американские амбиции (которые он во многом разделяет) не позволяют ему уступить больше (если предположить, что он внутренне готов проявить соответствующую гибкость). Для укрепления своего авторитета и перспектив трампизма в США Трампу необходимы уступки внешних сил. Но ни оппоненты (Россия и Китай), ни формальные партнёры (ЕС и Украина) на такие уступки пойти не могут (если бы и захотели).
Трамп обложен со всех сторон и шарахается из стороны в сторону, пытаясь, чередуя угрозы и комплименты, добиться хотя бы минимальной эффективности своего миротворчества. В какой-то степени он находится в положении Путина в период первого президентского срока, который под давлением внешних и внутренних проблем постоянно рисковал оказаться в цугцванге, осложнённом цейтнотом.
Но позиция Путина, при всей своей сложности, имела точки опоры: консолидированную поддержку народом антиолигархических реформ, отсутствие на начальном этапе серьёзного внешнего давления. Запад не верил, что Россия сможет возродиться и был уверен в том, что в любой момент сможет организовать в Москве смену власти под давлением местного «майдана». Российские прозападные силы были также уверены в незыблемости своего контроля над ситуацией в стране, поэтому не сплотились против Путина, а попытались использовать его в собственной междоусобной борьбе (в результате оказались использованы сами). Наконец, Путин имел возможность (которой он воспользовался) пойти на второй срок, то есть у него было восемь лет, в то время, как у Трампа всего четыре.
Укравшие в 2020 году победу Трампа демократы, в значительной степени добились своего. Два раза по четыре года – не то же самое, что один раз восемь лет. Все стороны американского внутриполитического процесса рассматривают второй срок Трампа, как передышку перед следующим раундом борьбы. Они копят силы, маневрируют, пытаясь занять лучшие позиции и больше думают о своих будущих внутриполитических схватках, чем о попытках Трампа вернуть США хотя бы часть утраченных ими внешнеполитических позиций.
Внутриполитические манёвры американских элит столь же мало осмысленны и эффективны как внешнеполитические манёвры Трампа. Они всё ещё живут в эпоху американской гегемонии, не заметив, что от неё ничего по сути не осталось. Кто-то из них думает, что времени у них мало, кто-то что достаточно, а время их уже вышло, времени у них нет в принципе, начался обратный отсчёт.
И добро бы все проблемы США заключались в противостоянии с Россией на украинском направлении, но аналогичные или даже более существенные проблемы преследуют США во всех регионах планеты. Они не успевают затыкать дыры в лоскутном одеяле расползающейся гегемонии, как умиравшая Западная Римская империя не успевала перебрасывать легионы с рейнского фронта на дунайский, проваливаясь везде.
Возможно какой-нибудь энергичный президент, готовый взять на себя ответственность за непопулярные и неоднозначные шаги, мог бы ещё побороться за спасение ситуации, но у Трампа нет ни достаточной энергии, ни опыта, ни сил, ни времени на убеждение американского общества в необходимости и спасительности предлагаемых им реформ, нет у него и достаточного авторитета для их силового продавливания.
47-у президенту США остаётся только метаться между внутриполитическими проблемами и внешнеполитическими угрозами, пытаясь совладать с ними последним оставшимся у него оружием – распугать проблемы громкими, но противоречивыми заявлениями.
