Гуманитарному кризису в Донбассе способствует зависимость ООН от мнения Киева

фото: dnr.news.com

Согласно заявлению замгенсека ООН, Донбасс остро нуждается в гуманитарной помощи, хотя «в Луганске ситуация улучшается». Меж тем международные гуманитарные организации по факту сами препятствуют тому, чтобы улучшения вышли на качественно иной уровень. В силу того, что идут на поводу у Киева. Это политика, цена за которую – человеческие жизни.

Большая часть недавней встречи руководителя российского МЧС Владимира Пучкова с заместителем генерального секретаря ООН Стивеном О'Брайеном, курирующим вопросы гуманитарной помощи, беженцев и вынужденных переселенцев, была посвящена именно ситуации в Донбассе. По словам О'Брайена, управление ООН по координации гуманитарных вопросов (УКГВ) настоятельно рекомендовало Киеву увеличить свободу перемещения людей. Также он поблагодарил МЧС России за работу по оказанию гуманитарной помощи Юго-Востоку Украины.

Российский министр, в свою очередь, предложил О'Брайену чаще напрямую связываться с руководством ДНР и ЛНР. Сейчас контактов между УКГВ ООН и местными властями практически нет, случайные гуманитарные акции согласовываются с Киевом и направляются через офисы разноплановых организаций, временные штаб-квартиры которых расположены на территории, контролируемой украинскими военными (например, в Мариуполе). Сотрудники этих офисов неоднократно сообщали, что находятся в контакте со своими коллегами в Донецке, но это контакт горизонтальный, а в Луганске таких офисов и вовсе нет. При этом Мариуполь – как часть «большого» Донбасса – завязан исключительно на донецкую промышленную агломерацию.

Донецк и Луганск как «две большие разницы»

Гуманитарная ситуация в Луганске всегда отличалась от таковой в Донецке. Осенью 2014 года город лишился энергоснабжения и, что гораздо важнее, воды. В Донецке столь острых кризисных моментов не было, что связано, в первую очередь, с тем, что под контроль украинской армии перешли основные энергоснабжающие мощности именно Луганской области (к примеру, знаменитая ТЭЦ в поселке Счастье). Водоснабжение же производилось из заборов, также находившихся на территории, контролируемой ВСУ. Да, водоканалы, снабжавшие водой Донецк из реки Северский Донец, также перешли под контроль ВСУ, но разрушить саму систему украинская армия или не решилась, или просто не сумела – это не так просто технически. А донецкие ремонтные бригады прекрасно себя зарекомендовали, весьма умело восстанавливая повреждение энергосети, порой в ежедневном режиме и под огнем.

В результате Луганск зимой 2014–2015 годов оказался на положении блокадного города, в котором были отмечены случаи голодной смерти и гибели пожилых людей от переохлаждения. К исторически свойственным региону «уличным колонкам» (то есть обычные колодцам, к которым в советское время приделали конструкцию в виде примитивного железного насоса) выстраивались огромные очереди. Где не помогали и они, местные власти решали проблему примитивно: посылали в районы частной застройки водовозы, вокруг которых также образовывалась очередь. Но это был единственный возможный выход. А в какой-то момент ситуация стала почти критической. Тогда многие расценивали гуманитарную катастрофу в Луганске как элемент давления именно на ЛНР, поскольку на луганском фронте особых боевых действий не было, а его политическое руководство представлялось Киеву по ряду причин более «податливым».

С другой стороны, в силу географического положения гуманитарная помощь из России шла и идет в первую очередь в Луганск, попадая в Донецк уже оттуда. В самом Донецке – городе гораздо более крупном – постепенно сложилась поляризация между теми районами, которые примыкали к линии фронта и подвергались максимальным обстрелам (например, уничтоженная в пыль улица Стратонавтов – подъезд к аэропорту), и относительно благополучными центром и востоком. Люди стали переезжать из района в район, а на бытовом уровне относиться друг к другу через вопрос «а ты из какого района?». При этом, повторимся, разрывы магистральных труб и электрических линий ликвидировались в городе с редкой самоотверженностью. За 20 месяцев войны в городе не зафиксировано ни одного взрыва бытового газа, в том числе в результате попадания осколков. Во многом это связано с быстрой реакцией людей, научившихся с началом обстрелов перекрывать газоснабжение и бежать в подвал. Большую роль в этом сыграла и наглядная агитация: власти ДНР эффективно оповещали население о начале обстрелов и выпускали памятки о том, что надо делать в критической ситуации.

Как бы там ни было, избежать гуманитарной катастрофы удалось только чудом и с помощью российских конвоев. В некоторых населенных пунктах еды (в буквальном смысле слова – любой) не было вовсе. Зимой особенно пострадали в гуманитарном плане прифронтовые города и поселки. Чудовищная ситуация сложилась в Горловке, Дебальцево, Фастово, Шахтерске.  Потребовалось принятие чрезвычайных мер, чтобы избежать голодных смертей. При этом украинская сторона постоянно связывала гуманитарную ситуацию с политическими вопросами. Наиболее пострадавшими оказались зависимые слои населения, в первую очередь, пенсионеры. Надо помнить, что в шахтерском регионе процент пенсионеров заметно выше, чем в среднем по стране, поскольку шахтеры выходят на пенсию раньше, а многие при этом страдают профессиональными заболеваниями. Меж тем получение украинской пенсии сперва было заблокировано, а затем переведено в плоскость политической идентификации: надо было зарегистрироваться на украинском блокпосту и получить некий «пропуск», который открывал допуск к банкоматам, то есть наличным в гривнах.

Эта практика была заимствована Киевом у Грузии, где также пытались привязать часть населения Южной Осетии (особенно из труднодоступного Ленингорского района) к грузинскому финансовому снабжению и получению грузинской же гуманитарной и медицинской помощи. В Донецке все это выродилось в появление «черного рынка», на котором украинские «пропуска» стали просто продавать за небольшие суммы чуть ли не в центре города. Однако выплата украинских пенсий постепенно стала не нужной – нашлась замена. В Луганске этот процесс пошел быстрее в силу близости к России и более «стабильной», с точки зрения Москвы, политической атмосферы. Паспортизация и приведение в порядок системы учета и контроля вовсе устранит необходимость как-то связываться с украинской стороной по бытовым вопросам, в том числе в финансовой сфере.

Конвой конвою рознь

Между тем представителей ООН интересуют не столько физические, «земные» аспекты выживания людей в Донбассе, сколько «вопрос свободы передвижения гражданского населения». Под этим понимается, в первую очередь, сохранение отмирающей системы «привязки» местных жителей к различным органам власти Киева. Украинская сторона всеми средствами старается сохранить легальную связь местных жителей с центром, расставляет возле блокпостов банкоматы и изобретает все новые справки с трезубцем в титуле, которые фактически навязывает населению. При этом минские соглашения все еще предусматривают возобновление выплат пенсий и социальных надбавок со стороны Киева жителям Донбасса как, с формальной точки зрения, украинским гражданам. Москва вынуждена придерживаться этой же риторики в силу этих же минских соглашений. То есть с практической точки зрения это уже практически бессмысленно, но политически все еще востребовано.

Другое дело, что «чересполосица» населения и исторические связи регионов (как и разорванная напополам линией фронта старая «жизнь») породили чудовищные человеческие трагедии. Так, после заключения Минска-2 батальон «Айдар», фиксируя свое положение, просто взял и подорвал мост через Северский Донец, отрезав Луганск от сел севера области. Сотни людей, в большинстве своем старики, вынуждены были с неимоверным трудом перебираться с одного берега на другой (берега там очень высокие, а люди пожилые; осень, зима, грязь, гололед, холод). Дело в том, что у многих жителей большого Луганска на том берегу остались родственники, как правило, еще более пожилые (старики никогда не уходят из своих домов добровольно – это научный факт), а кое у кого огороды, с которых люди и питались в голодную зиму 2014–2015. Украинская сторона этой массовой миграции через реку не препятствовала, но и не помогала. Там же, на украинской стороне реки, производился и обмен пленными.

Огромной проблемой стало и то, что розничная торговля продуктами питания в какой-то момент была почти полностью парализована. В крупных городах до войны работали общеукраинские торговые сети, которые либо сменили хозяев, либо вообще закрылись, либо лишились большей части продукции, поставлявшейся с Украины. Контрабанда товаров стала доходным, хотя и рискованным бизнесом, но и она не могла компенсировать потери от тотального разрушения торговых связей. В Донецке буквально на прошлой неделе открылся первый новый магазин товаров по сниженным ценам, на открытие которого пришли даже некоторые руководители ДНР, и ажиотаж был таков, что все могло перерасти в давку. И это – в крупных городах, а в населенных пунктах поменьше, особенно из числа сильно пострадавших в ходе боев, ситуация еще весной этого года была близка к катастрофе, о чем руководители ДНР говорили открыто.

В такой обстановке российские гуманитарные конвои казались чуть ли не чудом, и хотя речь идет о довольно бесхитростном наборе продуктов, он стал спасением для десятков тысяч людей. Международные организации ничего подобного предложить населению Донбасса не могли или не хотели. Каким-то же образом доставляют еду и воду в Дарфур и вечные лагеря беженцев в Конго? Почему в Донецк и Луганск не смогли? Ответ на этот вопрос лежит именно в политической плоскости и где-то в районе улицы Грушевского в Киеве. Кроме того, гуманитарные структуры ООН и Красного Креста страдают врожденной «пугливостью» и отказываются работать в тех регионах, где кого-нибудь из их волонтеров может слегка поцарапать.

По мере стабилизации обстановки гуманитарная сфера, и особенно распределение российской помощи, стала обрастать слухами, скандалами и открытыми аферами. Появилась нездоровая конкуренция между несколькими олигархическими кланами выходцев из Донецка и Луганска, которые периодически (не слишком часто, но точечно) также организуют гуманитарные конвои, но уже с территории Украины. Спору нет, любая помощь важна, и никто от всего этого гордо отказываться не будет, но иногда невооруженным глазом видно, что подобные акции не чисто благотворительные, а направленные на поддержание собственно «доброго имени», серьезно пострадавшего за последние годы. Эта ситуация создает определенный имидж отдельным отрядам бывшего ополчения, которые эти колонны охраняют и сопровождают. Их командиров начинают напрямую ассоциировать с персонами бывших «хозяев региона» (это все-таки несколько человек, а не один Ринат Ахметов), что, в свою очередь, нервирует как официальные власти ДНР, так и Москву. Вслед за конвоями пошла волна компроматов, взаимных прямых и непрямых обвинений, что навредило благому делу гуманитарной помощи и дало киевской пропаганде (и некоторым московским либеральным СМИ) дополнительные аргументы, хотя и довольно примитивные. 

Фанатики и шпионы

Если говорить о глобальном оздоровлении гуманитарной ситуации в регионе, стоит вспомнить об участии организаций, не аффилированных с ООН. До самого последнего времени официальные международные системы в этом процессе не участвовали, а работа, например, Красного Креста вызывала больше вопросов, чем одобрения. Как правило, сотрудники международных гуманитарных миссий по определению требуют относиться к ним как к голубоглазым эльфам, которые несут добро в мир глобального зла. Опыт подсказывает, что это далеко не так. Обычно такого рода организации наполовину состоят из фанатиков, а наполовину из шпионов («Врачи без границ» и «Репортеры без границ» – классические тому примеры). Кто кого в итоге использует – «на земле» не всегда понятно, но после пары неприятных эпизодов такого рода организации оказываются дискредитированы раз и навсегда. «Принимающая сторона» просто отказывается иметь с ними дело, после чего тот же Красный Крест создает сеть из людей, привязанных к ним финансово, которые, с одной стороны, выполняют вполне гуманитарные функции, а с другой, оказываются вовлечены в политическую агитацию.

В той же Южной Осетии, например, через систему Красного Креста проводится вывоз граждан РЮО на бесплатное лечение в Грузию, где многих людей, находящихся в безвыходной ситуации (ввиду онкологии или по болезни детей), принуждают подписывать бумаги на бланках мифического «правительства региона Самачабло» имени Дмитрия Санакоева, от лица которого якобы и проводится финансирование этих медицинских процедур в Тбилиси. В Донецке и Луганске подобного пока нет, но со временем обязательно сформируется устойчивая клиентура разного рода миссий, для которой гранты этих организаций станут основной формой личного дохода. И ничего хорошего это региону не сулит.

И последнее, что важно отметить. Многие заявления представителей ООН по Донбассу носят ритуальный характер, как, собственно, и их визиты в Москву. Отсутствие признания самого существования местной власти даже в тех рамках, которые зафиксированы Минском-2, не позволяет международным организациям (даже если они искренне этого хотят) полноценно выполнять свою миссию. Россия во многом из-за этого добивается от гуманитарных миссий установления прямого контакта с правительствами ДНР и ЛНР.

В конце концов, это не правительственные организации, и их общение с Захарченко и Плотницким ни одно государство мира ни к чему не обязывает. Так что в этом нет хитроумного заговора Москвы. А вот жить людям станет легче. Зима близко.

Евгений Крутиков

"Взгляд"