Психопатические признаки окремого украинского фашизма. Часть 2

Сочинение в 4-х частях

Когда фашизм и национализм  близнецы-братья

Дебаты, проведенные на Первом телеканале (см. начало Части 1), как и на других, разделили  участников диспута на тех, кто называет нынешнюю власть в Киеве фашистской, и  несогласных с категоричностью такого определения. Отвечает ли оно истине или является эмоциональной окраской?  Если «да», то в каком приближении? Если «нет»,  то каким именем его заменить?   Жаль, в малой работе  невозможно использовать достаточное количество фактов, необходимое  для полного обоснования  мнения. Приходится ограничиваться  наиболее убедительными, на мой взгляд. А что пропустил, читатель подскажет.

Часть первая:

Часть  вторая

Заводя разговор о фашизме,  мы обращаемся мысленно к гитлеровскому политическому движению, к его идеологии и социальной практике непосредственно в Германии 30-х – первой половине 40-х годов прошлого века. Также к практике за рубежами рейха. И  редко обращаем внимание на особенности фашизма в Италии, ещё реже – в Румынии, Испании,  Португалии, Венгрии, Хорватии. О фашизме же негосударственном  -  партийном (легальном  или подпольном), групповом – абсолютное большинство толкующих об этом  выблядке общественного кризиса   чаще всего имеют весьма скудное понятие.

Классическими признаками фашизма являются убеждения в расовом превосходстве, в исключительности своей нации; также этнический патриотизм, из чего вытекает нетерпимость к «чужеродцам». Среда фашизма -   военизированное общество единомышленников,  при непрекословном подчинении вождям, руководящей партии.  Его дух – идеология  «угодной» древним племенным богам сверхнации,  призванной Провидением расширять жизненное пространство для себя, за счёт соседей. Внутренная политика фашистского режима направлена на укрепление тоталитарно-корпоративной государственности; он длит свою власть насилием в отношении инакомыслящих и просто сомневающихся. Насильственным же путём ассимилирует  «нацменов», если они расово родственны избранным, вытесняет или уничтожает «недочеловеков».

Тот классический фашизм известен ныне живущим поколениям по кинохронике. Впечатляют многотысячные факельные шествия гитлерюгенд. Каменные торсы,  жёсткая линия губ, безжалостные глаза, отрывистые, по знаку ведущего, выкрики марширующих, словно орудийные залпы. Страшно, хотя знаешь, что это в былом.

Подобное шествие не на экране я увидел впервые во Львове в начале 90-х годов.  Текла по центральному бульвару река бурлящих на ветру жовто-блакитних прапорiв. Те же лица, 1:1.  «Г(х)эроям слава!» – залп из тысяч глоток по сигналу заводилы лужёной глоткой «слава Украйини!». Но вызываемое этим зрелищем  тоскливое предчувствие беды ослабляется изумлением: за что слава, где эти г(х)ерои, которые виборювали эту незалежнiсть!? Ведь она досталась вчерашней УССР от щедрот самовластительных мерзавцев, опившихся настойкой мухомора  в грибной беловежской чаще. И найдись тогда в охране первого президента РФ группа совестливых офицеров, замена 1000-летней державы  на союз независимых задворок не состоялась бы. А память о том  неудавшемся преступлении сохранил бы на века  скотомогильник с лучшими представителями 3-х братских народов.

Но, как поётся, «жизнь невозможно повернуть назад».  Будучи  «зрителем первого ряда»  на едва ли не ежедневных «дефилядах»,  митингах и многолюдных собраниях, потрясавших культурную столицу Западной Украины,  я, чужак на этом пиру, думал не только о реальной опасности для себя и других русскокультурных жителей региона.  Уж слишком очевидной была нелепость происходящего.  Постоянное перевозбуждение участников  бесконечного действа, их заоблачно завышенное самомнение, бессмысленность агрессивных призывов, объективная невыполнимость заявок,     желание следовать не урокам истории, но мифам  и  тупое отрицание реалий  создавали впечатление какого-то устрашающего парадокса.  Верховоды малосильного, ничем себя в Европе не проявившего этноса («самого убогого», по Кулишу), вели себя так, будто они равновелики и равнозначны какой-то исторически значимой нации, вроде германской.  Признаки психопатии отражались на лицах тех, кто вещал, и тех, кто им внимал, то и дело сотрясая окрестности возгласами одобрения. Общественная жизнь  большого города оказалась в  руках мнимых победителей в мнимой войне  за незалежность неизвестно от кого.  Решительных отказников от всего советского.  Польское наследие было им тоже враждебно. Старая Европа манила, но никто не знал, как к ней приступить.  А под рукой, казалось отцам и апологетам окремой нации,  есть единственно правильное, спасительное вчення,  в редакции ОУН-УПА,  в их практике  совместно с германским фашизмом.

Ещё одно львовское воспоминание тех же лет. Местное еврейское общество отмечало память жертв Холокоста на месте бывшего фашистского гетто. Пригласили руководителей национальных обществ.  В том числе меня.  Ждали делегацию от Товариства укр. мови iм Тараса Шевченка.  Та запаздывала (бо ж, тiтульна нацiя). Вдруг, как на параде, под бравурный марш (что-то вроде «iде в похiд на дикiй Схiд дивизiя СС «Галичина»), выдвинулась из-за угла колонна под нацiональними жовто-блакитними прапорами (хватило ума явится не под чёрно-червоными, бандеровскими). Престарелый писатель Лизен,  лидер местных евреев, вздрогнул, изменился в лице.  Он-то не понаслышке знал,  кто состоял в рядах карательного  специаль-батальона “Нахтигаль”. Это подразделение Абвера не случайно носило имя С. Бандеры. Единичные немцы находились в нём в качестве надзирателей; остальные – сплошь уроженцы Прикарпатья, галицкие националисты. Только за первую неделю июля в 1941 г. каратели-добровольцы уничтожили во Львове 3 тысячи человек,  евреев и польскую интеллигенцию, советских активистов, не успевших покинуть город. Для самой грязной работы на человеческих бойнях  эсесовцы использовали местных мясников,  убийц по призванию. Уж слишком грязной и кровавой она была для настоящих эсесовцев. По зачистке родного края от «чужеродцев-недочеловеков»,  лучшие в Восточной Европе «серийные убийцы», которых «чистокровные арийцы временно приблизили к себе»,  были переброшены  на смежные инородческие территории для той же работы – для ликвидации  евреев и прочих не арийцев.

И вот на глазах Лизена и других  престарелых евреев  дети и внуки воякiв того специаль-батальона, спустя полвека,  маршируют по брусчатке бывшего гетто тем же кованым шагом, что их отцы и деды. И воздух оглашается возгласами, хоть и отредактированными временем, но в той же тональности. Провiдник (командир – бандеровский сленг) этой «специаль-колонны шевченковского товарыства» по-военному рапортует устроителям собрания, что его хлопцi пришли отдать дань уважения евреям, вековым друзьям украинского народа, и печалиться о загубленных жизнях вместе с гонимым народом. Но  Лизена этими словами в заблуждение не ввести.  Старый писатель знает цену этой «вековой дружбы»: по числу загубленных еврейских душ в новое время (XVII-XXвв.) Украина занимает прочное второе место в мире, после Германии. Гитлеровцы сообразили, кто лучше всего подходит на роль палачей, когда дрогнет рука немецкого эсесовца. Недаром лучшие из  прислужников лагерного начальства на оккупированных территориях и в самой Германии, независимо от национальности, получали кличку «украинец», синоним «капо».

Продолжение следует...

Сергей Сокуров

Часть первая:

Источник