Пусть приползут на коленях и ползают, и ползают, и ползают

Она поехала на Украину помогать, сошлась с какими-то уж слишком крутыми патриотами, которым и Порошенко – зрадник, из-за чего (видимо) ее арестовала СБУ.

Аркадий Бабченко (и иные наши западники и симпатизанты киевских властей) на это огорчились, после чего украинские патриоты (в самых откровенных выражениях) объяснили им место, которое они занимают в их картине мира, на что наши европейцы огорчились еще больше.

Бабченко даже от огорчения сказал, что это такой же «русский мир», только в вышиванке. Оказывается, те уродливые черты, которые он усматривал в русских патриотах, с не меньшей силой проступают в украинских.

В ответ на эти горькие недоумения известный украинский патриотический журналист Виталий Портников выступил с колонкой под названием «К Друзьям-Москалям», в которой посоветовал огорченным московским западникам следующее:

«Важно, чтобы у вас возникло именно это желание, хотя бы мысленно – постоять на коленях у могилы каждого украинского парня, каждой девушки, загубленных вашим безумным государством. Только это желание. Никаких других. Не нужно учить нас жизни, радоваться нашим пейзажам и продуктам. Не нужно приезжать к нам на форумы интеллигенции и рассказывать нам о коррупции. Нам нужно от вас только это, поймите».

Понятно, что это «на колени, несчастные!» только углубило горькое недоумение наших западников; попробуем его разъяснить.

Чтобы сплотить людей, им надо дать какие-то общие переживания – исторические, культурные или религиозные. Иногда процесс формирования таких переживаний происходит стихийно, иногда – сознательно направляется. Поэтому во многих странах существуют (и приобретают большой размах) дни, когда чествуются национальные святые, поэты, композиторы или ученые. В России, как мы видим, большой размах получило чествование воинов Великой Отечественной войны – люди пережили глубокое чувство сплоченности во время акции «Бессмертный полк».

Эти общие переживания могут носить разный характер – позитивный или негативный. Их можно обозначить как культ Победы и культ Обиды. В позитивном случае люди переживают свою принадлежность к общим победам и достижениям, чему-то славному, что внушает гордость и самоуважение. Победе над страшным врагом, достижениями в области культуры или науки. Для этих переживаний враждебность к кому-то не является принципиальной и чаще всего просто отсутствует – русским, празднующим День Победы, обычно в голову не приходит предъявлять претензии современным немцам. Поскольку они видят себя победившей стороной, они не предъявляют счетов к оплате.

Но возможны и негативные общие переживания – память о поражениях, обидах, несправедливостях и преступлениях, жертвами которых стали наши предки или люди, с которыми мы себя отождествляем. В этом случае люди более склонны сохранять, лелеять и поддерживать негативные чувства к своим реальным или предполагаемым обидчикам (и их наследникам), предъявлять счета и гневно требовать их оплаты. Мы – жертвы страшных преступлений; обидчики и их наследники должны нам за них платить.

В национальном сознании обычно присутствуют оба переживания, с преобладанием чего-то одного. Иногда в качестве идеального примера негативного общего переживания, культа Обиды, существенного для национальной идентичности, приводят Холокост. Но для Израиля это не совсем верно. Образ, в котором чаще всего видят себя израильтяне, – это образ позитивный.

Не «мы народ несчастных беззащитных жертв», а «мы народ, который злодеи со времен ассириян и вавилонян стремились истребить, но у них не вышло, мы создали государство, превратили пустыню в цветущий сад, отбились и продолжаем успешно отбиваться от многочисленных врагов». «Образ жертвы» не работает на созидание – горькие обиды на мир, даже вполне обоснованные, не могут принести никаких добрых плодов ни в случае отдельных людей, ни в случае народов.

Украинский национализм с самого начала формируется с сильным преобладанием негативной составляющей. Этому есть достаточно понятные причины. Националисты остро переживают угрозу утраты национальной идентичности в результате языковой и культурной ассимиляции со стороны русских. Потому мотив отталкивания от всего русского тут понятен; мол, будем остро помнить, что мы – отдельный народ, и беречь свою инаковость.

Это подчеркивание инаковости плавно переходит во враждебность – русские не только иные, они чужие и враги. Но тут оказывается, что большинство достижений украинского народа относятся к периоду, когда Украина входила сначала в Российскую империю, потом в СССР. Так уж исторически сложилось. Украинские ученые или писатели, как правило, воспринимали себя – и воспринимались другими – в качестве русских. Украинские воины внесли, несомненно, выдающийся вклад в победу над нацизмом, но в составе Красной армии.

Националистическая версия истории, которая рассматривает все время после Переяславской Рады как эпоху жестокого порабощения, от всех этих достижений отказывается – и оказывается примерно в том же положении, в каком оказались бы русские, объявив весь период, начиная с реформ Петра Великого и до распада СССР, временем, когда русский народ был порабощен какими-то чужаками, с которыми он не имеет ничего общего и победы и достижения которых ему не принадлежат.

В ситуации, когда все достижения Российской империи (и уж тем более СССР) для националистов ни в коем случае не могут являться достижениями украинцев, общими переживаниями, на которых строится нация, неизбежно оказываются переживания негативные, которые, к тому же, сознательно усиливаются и интерпретируются именно в духе национальной обиды. Так, страшный голод 30-х годов, охвативший ряд регионов СССР, и виновными в котором на Украине признаны украинские же партийные функционеры, интерпретируется как акт геноцида одной нации против другой.

В ситуации зависшей гражданской войны и резкого ухудшения жизни людей их гнев и недовольство необходимо переадресовать кому-то, и это, естественно, все тот же извечный враг и притеснитель, который, конечно же, виноват в текущих бедах, как и во всех остальных.

Непонимание же и обида наших западников связана с тем, что они действительно психологически являются империалистами. Для империалиста у империи есть миссия, если внешний человек обращается в эту миссию, то он свой и даже немного больше, как у нас при позднем СССР немногочисленных американских коммунистов на руках носили. А сейчас в Америке могут сердечно привечать «демократических активистов», относясь к их личным недостаткам с большим снисхождением.

Если варвары признают превосходство нашей империи и желают притечь под ее непобедимые знамена – отлично, добро пожаловать, дорогой зарубежный товарищ. Чужаки, желающие присоединиться к нам, воспринимаются с радостью, они подтверждают верность нашей миссии и ее привлекательность для других.

Империей для наших западников является, конечно, не Россия, а США и – шире – Запад, и они ожидают, что раз они поддерживают империю, их там должны с радостью привечать, что, в общем-то, в отношении самих США и верно. Они ожидают, что украинские националисты, как союзники империи, будут принимать их так же тепло.

Но национализм, особенно с резким преобладанием культа Обиды, устроен по-другому. Для националиста люди, которые его поддерживают в стане врага, отнюдь не делают ему большого одолжения (как они себе думают), они даже не начали выплачивать свой Бесконечный Долг.

Пусть приползут на коленях и ползают, и ползают, и ползают. Доползаться до чего-то позитивного у них, впрочем, нет надежды, потому что ползание означает признание Неоплатного Долга, но никак не его выплату – на то он и Неоплатный. Примирение, отказ от дальнейших претензий и счетов к оплате означало бы отказ от культа Обиды и национализма как такового.

Что, впрочем, в конце концов и произойдет – на культе Обиды невозможно построить жизнеспособную нацию, и пересмотр отношения к периоду, когда украинцы и русские жили в одном государстве, неизбежен.

Нашим же западникам не стоило бы пытаться искать дружбы с наиболее дурными – и исторически проигрывающими – элементами украинского общества. Впрочем, это не те люди, которые склонны прислушиваться к добрым советам.

ВЗГЛЯД