«Славянск «освобожден» от смеха и радости»

По просьбе «Комсомолки» жительница Славянска вспоминает, как город выживал, привыкая к артиллерийским залпам и смерти.

От редакции:

Эта симпатичная хрупкая девушка из Славянска в этом году стала известна далеко за пределами своего осажденного города. Она была одной из немногих, кто практически круглосуточно в Твиттере сообщал тысячам своих подписчиков о происходящем в родном Славянске. Обстрелы, бомбежки, гибель соседей, гуманитарная катастрофа... В какой-то момент оставаться в собственном доме стало смертельно опасно - на руках маленькая дочка. И Маруся уехала. Сегодня, по просьбе «Комсомолки», она вспоминает, как Славянск выживал, привыкая к артиллерийским залпам и смерти.

На днях увидела в одной из групп Вконтакте запись: «Донецк! Перекличка! Отзываемся по районам! Кто, что видит?».

Сердце защемило.

Я тоже хочу участвовать в перекличке! Предупреждать ребят на блокпостах о приближающейся к городу колонне военной техники — БТР, БМП, грузовики, груженые людьми в форме. Хочу слышать в трубке телефона знакомые голоса ребят, только что открывших глаза после напряженной ночи. И их фразы: «Ну, что там, песок, покрышки будут?». Я помню, как вчера: еще сонная, обзваниваю внешние блокпосты, узнаю, в чем они нуждаются - вода, еда, палатки, надувные матрасы. Все, что нужно для более–менее комфортного пребывания на посту. Переживала за всех ребят, как за родных.

Очень много людей просто слушали наш канал на рации. Из нашего города. Сидели молча на диване и слушали. Слушали наши новости, рассказы о наших проблемах — нехватка элементарных необходимых вещей для блокпостов, трудности с перевозкой дров для холодных ночей (на дворе был апрель–май), и нехватка самих дров. Понемногу жители города начали вникать в наше общее дело. Приезжая на очередной блокпост с кастрюлей супа, я расстраиваюсь от того, что ребята уже накормлены горячей едой, но сразу понимаю, что хорошо ведь это! Хорошо, что люди, живущие рядом, собрали все необходимое и принесли на ближайший пост. Стало легче. Можно было уже уделять внимание другим вещам — укрепление внутренних блокпостов.

Снова наша рация. Она была для нас игрушкой, но позже все жители стали получать оперативную информацию о действиях в городе именно с ее помощью. На канале делают объявление, и ...мужчины собираются на укрепление! Сначала их пять человек, позже — одиннадцать, дальше сбиваемся со счёта. Находится кран, бетонные плиты, блоки, все развозится по позициям.

Мы укреплялись. Мы стали это делать после потери наших троих ребят в районе п.Былбасовка... В черте города это была наша первая потеря... Первая боль. Общая. Общие слезы на первых общегородских похоронах на площади. Мы потеряли наших защитников. Вечная слава нашим героям!

Наши посты укреплены. На рации стабильно весело и бодро обсуждаются одни и те же проблемы нашего города. Мы гордимся тем, что Славянск все больше и больше становится популярным! Гордость! Название нашего маленького неприметного городка звучит с уст дикторов российских каналов! Славянск! Мы смеемся. Смеемся и передаем информацию об увиденной технике, приближающейся к городу... Её передают жители близлежащих поселков — мужчины, женщины, дети и старики. Бабушки описывают в канале цвет увиденной «подозрительной» машины, марку, количество вышедших из неё мужчин «в темном». Мы не знали, что нас ждет...

С того времени пошло три месяца. А ощущение, будто год! Или больше. Мы не знали, что нас ждет.

Обстановка в городе становилась все напряженнее.

Утром я проснулась от звонка телефона. Папа нервно спрашивал, правда ли то, что в районе Комбикормового завода горят покрышки. Я подошла к окну и замерла. Окна моей спальни выходят так, что я в этот момент вижу столб дыма! Черного жуткого дыма! И ...он не один. Там горит блокпост!!! Телефон дрожит в руках, голос мой тоже, я подтверждаю информацию о горящих покрышках папе в трубку.

Блокпост на Комбикормовом заводе, его первые очертания.

В этот момент весь город понял, что о нас будут говорить... Тогда слово «бой» ударило в виски, а нервные крики на рации усилили внутреннюю панику. Со стороны п.Макатыха по полю шла техника. Нам передавали информацию о том, что идет атака на блокпост. Со своего района мы продолжаем видеть столбы дыма!Страх неизвестности. Мы первые увидели тревожный знак! Покрышки просто так не зажигают! Паника. Ребенок в школе. А в рации: «Комбикормовый — БОЙ!».

Папа привозит Лялю из школы, а я внимательно слушаю рацию.

Ляля выбирает рыбок, которые из-за войны проживут всего два месяца...

Блокпост был обстрелян, сожжен. Ребята остались живы.На место мчат машины с подмогой. Но чем можно помочь блокпосту, не имея оружия?! В то время считалось круто иметь ружье на блокпосту! Но что может сделать ружье против танка? Против тяжелой техники?

Уже на следующий день мы с родителями едем туда со всем необходимым. К нашему удивлению, на посту те же ребята, в тех же старых свитерах и куртках, выстраивают те же баррикады из мешков с песком и покрышек. И у них нет страха.

Не каждый день в тебя, безоружного, стреляют из автоматов, но мужчины выстояли и пришли снова на пост!

Я веду твиттер. Он спасает меня от поселившейся внутри паники. Я пишу, пишу, пишу, а люди читают. Я пишу о том, что мы нашли машину песка! И бешено радуюсь этому. А вместе со мной радуются абсолютно незнакомые мне люди. Они поддерживают нашу идею. Они переживают за нас. Они просыпаются со мной в 4 часа ночи от взрыва!

Тяжелая техника прошла через Краматорск и начала пристреливаться на Андреевском переезде.

Детали сейчас из головы вылетают. Уже сейчас здесь, в России, все действительно кажется страшным сном. Но тогда моя семья впервые содрогнулась от взрывов. Ночью я схватила телефон, и стала писать! Я хотела передать словами мощь залпов, которые мы слышали из нашего района, хотя бой шел в трех–четырех километрах от нас.

Ребенок спит. Вся улица пуста. Сердце выпрыгивает из груди. Нет, сильнее, чем сейчас, в этот момент, когда я это описываю. И дышала я тогда еще тяжелее. Я спрашивала, могу ли я делиться своими эмоциями, и люди ночью мне отвечали и поддерживали.

Первые наши взрывы мы слушали на протяжении двадцати минут. Они, казалось, длились ВЕЧНО. Мы не умели себя вести в такой ситуации. Взрывы закончились, и мы легли спать дальше. Дни, полные абсурда — ночью мы вздрагиваем от залпов военной техники, утром собираемся на работу. Мы продолжаем водить детей в детские сады и школы. Только по городу передвигаемся с некоторой опаской. Тревога внутри нас закрепляется все сильнее.

Дни еще насыщеннее — бои ночью (в одно и то же время, 4:00), обычная привычная жизнь днём. Только взрывы ночные все сильнее.

На рации — больше информации о передвижении техники, и меньше пустых бесед. Режим «оперативный». Сообщения не дольше 10 секунд. Списки доверенных, отсутствие «чужих». Я живу в рации. Ради безопасности моей семьи. Я хочу знать все, что происходит в городе!

Дочка спрашивает разрешения включить компьютер или поиграть в мяч. Понимает, что нужно вести себя тихо. Что мы должны быть готовы к «неприятной» для нас ситуации.

Новый день. В обед прозвучали взрывы. Снова горели посты. Я ехала за дочкой в школу. Летела. На пороге родителей встречала директор. Школа опустела за считанные минуты. Наша учительница сказала, что мы зря паникуем, бои ведь «на окраине города, и сюда ничего не попадет». Глупый человек.

Такая же ситуация, как и с учебными заведениям, произошла и на заводах — всех по желанию распускали по домам.

Улицы пустели. Каждый старался быстрее попасть домой. Никто не знал, чего ожидать дальше. Но дальше была тишина.

Мы стали похожими на дрессированных животных. Мы ехали утром на работу, отводя перед этим детей в учебные заведения, а уже в обед летели домой всей семьей, полным составов. И замыкались, будто за нами гнались преступники.

Вечерами, после информации о появившихся в районе людях в черной форме, свет мы включали только в дальних от дороги комнатах.

Сейчас я лежу на своем мягком покрывале. Я увезла его из дому, как и некоторые вещи. А тогда, на этом покрывале, вокруг меня на кровати лежали ноутбук, телефон, блокноты, ручка. И так я проводила все вечера, в окружении этих предметов.

Во дворе днём были строители — мы заканчивали благоустраивать наш дом, меняли крышу, а я сидела на качелях и вела перекличку по районам. И, да, мы в Славянске все странные — нас ночами бомбят, а мы днём крыши меняем, да плитку тротуарную возле магазинов кладем.

Обстрелы вошли в привычку. Многие оставались дома и пропускали работу. Начальство не брало ответственность на себя за сотрудников, которых везли служебные автобусы на заводы.

И все стало более насыщенным — больше техники стягивалось к городу, интенсивнее становились обстрелы, все ярче светили вечерами осветительные ракеты. Напряженная ситуация в городе, разрывы снарядов в соседних районах, и мы на рации рассказываем анекдоты. Страха нет, как говорил Дмитрий Стешин. Тогда он и Саша Коц делали неоценимый труд — рассказывали людям правду, находясь под обстрелом. У нас не было выбора, мы должны были принимать удары. Это наш город. А ребята рисковали жизнью ради нас, собственно говоря. За что им огромное спасибо!

И о страхе. Нельзя допускать того, чтобы он тобой овладел! Тогда будет паника. А она сведет с ума быстрее, чем сами взрывы. Поэтому мы смеемся на зло врагам! Наш враг — наша бывшая страна, наводящая прицел на наши дома. Дома начали страдать. Это были окраины города, первые разрушения. Мы плачем за каждое разрушенное здание. Мы еще не знаем, что слезы будут литься у нас бесконечным потоком. Позже.

Сейчас я выпила глоток воды, а тогда, в те дни мы не знали еще, что вода станет для нас проблемой. Вернее проблемой стал сам поиск воды. В магазинах она продавалась, но в кранах резко закончилась. И для того, чтобы мы могли принести воды из магазина, мы должны были дать продавцу деньги. Это, думаю, всем понятно. Каждому ребенку. Но не каждому ребенку можно объяснить, почему нет денег на воду. Почему закрыли заводы, почему ночью мы должны надевать теплые вещи и даже куртку, чтобы спуститься в подвал.

Мы носим с собой сумки с вещами. Никто не знает, куда упадет следующий снаряд, поэтому все необходимое с нами в подвале. Сверху над головой лупят взрывы, а мы играем в шахматы и смеемся. Ребенок не должен волноваться. Это нас защищают наши мужчины. Это так нужно. Все будет хорошо.

Взрывы вместо привычных ночных стали вечерними. Начинались именно в тот момент, когда все готовились ко сну. Когда все мыли детей. И вот в этот момент, когда дети были в мыле, нас начинали интенсивно бомбить! Непередаваемые ощущения...

Но все вещи были всегда готовы, лежали, сложенные кучками, на видном месте. Мы быстро вытирались и летели в подвал. Там находились в среднем по часу. Холодно, сыро, но безопасно. За две недели мы просто привыкли к обстрелам. Нет, они были уже не только вечером. Под обстрел, под осколки мог попасть любой, кто передвигался по городу.

Приехав однажды из Краматорска, буквально через полчаса я слушала на рации о пострадавших от взрывов машинах на въезде в Славянск. Нет, не было мурашек по коже, тогда мы уже привыкли ко всему.

Дальше больше. Мы стали привыкать не только к разбитым домам, но и... к убитым жителям. После обстрелов на улицах было много крови. Кого–то ранило, кого–то лишило жизни.

Мы оставались дома. Уже на опустевшей улице... Многие стали покидать город.

Обещанные армией «зеленые коридоры» обстреливали снайперы. И, так нам казалось, еще агрессивнее они стреляли именно в автобусы и машины с пометкой «Дети». Это было жутко. Настолько жутко, что жители соседних городов отказывались верить во все происходящее у нас, и лишь попадая под обстрел по пути в Славянск, осознавали всю трагичность ситуации.

Дети забегают в дом от звуков самолета. Не в панике, а на автомате, как и должно быть. Летит что–то — будь добр, забеги в дом. Да, мы умудрялись тогда шутить. До последнего. До того момента, как снаряды побывали в нашем районе... Мы были преданы дому! Мы уезжали и словно оставляли близкого человека — наш дом. Но тогда было решено, что жизнь ребенка важнее любого строения. Я в спешке загружаю в машину вещи, и мы уезжаем.

Блокпост, армия, и мы смеемся. С машины, на заднем сидении которой провозили через блокпост козу. А в этот момент на нас были направлены автоматы. Ребенок перед проездом блокпоста был наскоро обучен тому, что нужно при необходимости говорить. Кто мы, куда направляемся и с какой целью. Все просто, все уже привычно.

Нас тогда звали скрыться от взрывов в те города, которых сейчас уже практически нет...

Здесь, в России, за все время пребывания нам попадались только добрые и отзывчивые люди. Находясь здесь, мы отдыхаем морально прежде всего.

Сейчас молчат телефоны многих знакомых. Сейчас тихо во многих районах нашего города. Он «освобожден». Освобожден от смеха и радости. Там не так уже слышны споры соседей — соседей практически нет. Город освобожден, но остались наши души в нем. Тех людей, которых нет в живых, и тех, кто вынужденно покинул свой любимый город, некогда уютный и... живой.

Здесь, в России, тихо. Вы знаете, что для людей с Донбасса значит тишина? Всмотритесь в глаза детей, уехавших оттуда. Там будет самый точный ответ.

Здесь, в России, у нас, как и у всех беженцев, много проблем. Главная — отсутствие жилья. Но описывать все нет смысла, так как это НИЧТО по сравнению с проблемами тех людей, кто до сих пор находится там, в аду.

Twitter автора @mara_beyka