© Depositphotos
Не проходит недели, чтобы кто-то не задал мне вопрос: «Что они там, на Западе, не понимают, что мы не уступим? Неужели они действительно хотят ядерной войны?»
Они всё понимают. Мы всё понимаем. Думаю, что уже даже Зеленский всё понимает. Но никто уже не может иначе.
Мои оптимистичные оценки шансов России на абсолютную победу в этом глобальном противостоянии базируются не в последнюю очередь на переговорной позиции Москвы. Кремль проявляет наибольшую готовность к компромиссу, что в нынешних условиях свидетельствует о сохранении Россией большей внутренней прочности, большей консолидированности, чем её оппоненты.
Объясняю, что имеется в виду.
Мы давно говорим о том, что мир вступил в системный кризис. Это кризис единой глобальной системы, сформировавшейся в 90-е годы, частью которой мы также являлись и продолжаем являться, несмотря на то что система вступила в период полураспада (ещё не окончательного распада, его ещё можно остановить, что, собственно, и предлагает постоянно Россия, но уже начавшегося и стремящегося пройти точку возврата). Кризис системы, помимо стимулирования агрессивности её центра (США), пытающегося выжить за счёт каннибализации периферии (все остальные, включая ЕС), означает ещё одну неприятную вещь – все составные части системы беременны революцией.
Кто-то скажет, что это хорошо, что, если система не способна к реформированию, она должна быть снесена ради освобождения пространства для чего-то нового и прогрессивного. Да вот ведь незадача, ничего нового прогрессивного мы пока не имеем даже на горизонте. То есть, революция грозит снести всю цивилизацию (в этот раз она, судя по всему, действительно может оказаться всемирной) и даже «построить» коммунизм. Только первобытный «коммунизм» на руинах высоких технологий.
Историки, может быть, и будут рады – можно будет воочию убедиться в правоте или ошибочности теорий, утверждавших о всеобщем равенстве в первобытном обществе. Но вряд ли человечество мечтает пожертвовать собой, ради удовлетворения любопытства небольшой группы учёных. Тем более, что провести чистый эксперимент не удастся. В отличие от наших предков, не знавших каким, согласно будущим теориям, должно быть их общество, мы знаем все этапы жизни человечества, соответственно разные группы уцелевших людей вполне могут попытаться воссоздать тот тип общества (ту социальную модель, ту формацию) который им уже сейчас больше нравится. Соответственно и создадут разные системы.
Ещё раз подчеркну, что революцией в связи с системным кризисом беременны все общества, так же как все цивилизованные общества (от Америки до Китая) были беременны революцией в начале ХХ века. Только в одних обществах она произошла, а другим, в силу большей изначальной устойчивости, её удалось избежать. В отличие от начала ХХ века Россия сегодня – одно из наиболее устойчивых обществ планеты. Но это не означает, что угрозой внутренних потрясений можно манкировать. В политике, как в шахматной партии, вы можете добиться огромного преимущества, но одна ошибка (один неточный ход) способны кардинально изменить ситуацию на доске, превращая победу в поражение. Я уже много раз говорил, что именно на эту (на ошибку, неточный ход) надеются наши враги.
Они, безусловно видят и понимают, что, выбрав путь эскалации, идут к ядерной катастрофе, с этим и связан раскол Запада. Обратите внимание, что за мир, за счёт уступок России (принятия её требований по Украине) выступают не просто консервативные режимы, а консервативные режимы малых стран Запада (вроде Венгрии). Консервативный режим Трампа в США уступать нам не собирается.
Малые страны всегда являются чьими-то вассалами. Переход от одного сеньора к другому для них естественный процесс. Так же как они бежали от распадающегося СССР на Запад, они могут рвануть с Запада в Россию. Но есть и ещё один нюанс. К компромиссу больше готовы те, кто меньше вложился в кризис и меньше потерял. Чем более высокой была ваша ставка, чем значительнее были затраченные на борьбу ресурсы, тем меньше у вас возможностей согласиться на компромисс, отказавшись от стремления к абсолютной победе.
Это видно даже на нашем собственном примере. В 2014 году нам было достаточно того, что Крым наш и всё равно кто и что об этом думает. Россия стремилась только вывести полуостров из-под санкций. Затем были первые и вторые Минские соглашения, в ходе которых требования России были весьма умеренными и касались, в основном широкой автономии Донбасса в составе Украины. В феврале 2022 года Россия уже требовала признания российского статуса Крыма и Севастополя и независимости Донбасса, а в сентябре того же года, добавилось требование признать российский статус ДНР/ЛНР, Запорожской и Херсонской областей. В дальнейшем Москва не раз заявляла, что если Украина не согласится с выдвинутыми требованиями, то, по мере изменения ситуации «на земле», территориальные требования могут расшириться, не уточняя границы возможного расширения.
Что происходило в течение этого времени? В течение этого времени в конфликт всё глубже втягивалось и несло всё более серьёзные издержки не только российское государство, но и российское общество. А значит, то, что ещё вчера могло считаться победой, сегодня обществом уже не воспринималось таковой. Один и тот же компромисс вчера мог вызвать ликование, а сегодня разочарование.
Поясню на примере. Допустим вы решили год поработать на износ и поле этого жить на заработанное как рантье. Но год прошёл и выяснилось, что то ли расчёты у вас были изначально неверны, то ли драматически изменилась общая ситуация, но для достижения нужного уровня благосостояния надо работать ещё пять, а то и десять лет. Вы-то на это не рассчитывали. Не факт, что ваш организм не износится раньше и вы не сможете насладиться праздностью в полной мере или не доживёте до этого момента вообще. Вы будете крайне расстроены, а победа, если вы таки сможете обеспечить себе ренту, может показаться вам поражением, если вашему организму уже ничего не будет надо, кроме лекарств и постоянного наблюдения десятка высококлассных специалистов по разным хроническим болезням.
Чем дольше и чем глубже государство и общество втягиваются в кризис, чем большее количество ресурсов они затрачивают на победу, тем более крупной должна быть компенсация, чтобы победа воспринималась как победа, не вызывая разочарования.
Издержки России на кризис высоки, но пока они гораздо меньше, чем у наших оппонентов. Поэтому мы можем занимать относительно умеренную позицию. И то, как только намечаются хоть какие-то переговоры, общество тут же начинает волноваться, чтобы «не слили победу», то есть, чтобы не уступили слишком много, не перешли ту грань за которой общество не увидит победы.
Во враждующих с нами странах живут такие же люди. Они также несут издержки. Самое ужасное заключается в том, что они считают своё дело правым. Даже многие европейцы уверены, что, помогая Украине, они отстаивают на дальних рубежах свою свободу. А значит, далеко не всякий компромисс они воспримут как достойную компенсацию понесённых ими издержек (куда больших, чем пока что понесли мы).
В Европе (пока что именно в Европе, но не в США) растёт количество людей, готовых заплатить Украиной за возвращение к нормальной жизни, но их всё ещё меньшинство (хоть уже и солидное, до 40%, меньшинство). Большинство же считает, что отсутствие победы для них хуже поражения, так как понесённые ими издержки не будут компенсированы. Европейская же военно-политическая традиция предполагает, что кризис надо продолжать, даже ценой наращивания собственных издержек, до тех пор, пока есть шанс на победу. Это напоминает азартного игрока в рулетку, который постоянно удваивает ставку, пытаясь отыграться, пока в конце концов не выиграет или не проиграет всё.
Заметьте, так (как игрок в рулетку) европейские страны вели себя даже тогда, когда им не угрожали внутренние потрясения. Сейчас же о потенциальных революционных потрясениях (о гражданской войне) на Западе не говорит только ленивый. То есть, Запад стоит перед выбором: продолжать с Россией войну на истощение, надеясь на то, что Москва допустит ошибку, которая вызовет внезапный внутренний кризис, сродни кризисам 1917 или 1991 годов или пойти на компромисс, который почти наверняка вызовет внутренний взрыв в странах Запада. Причём достаточно этому взрыву произойти в одной стране, как запустится эффект домино.
Выбирая между ужасным концом и ужасом без конца, Запад выбирает «помучится». Компромисс с Россией и Китаем ведёт нынешнюю систему к гражданской катастрофе немедленно, а демонстративная подготовка к войне с Россией и провокация дальнейшей эскалации к возможной отложенной ядерной катастрофе, которой они надеются избежать.
Наше положение осложняется тем, что мы часть находящейся в кризисе системы, пусть и периферийная, в наименьшей мере задетая кризисом и имеющая прекрасные шансы его пережить. Но обрушение глобальной системы не может не задеть и нас тоже, при этом потенциальный объём ресурсных потерь посчитать невозможно, так как в одних условиях потери могут быть вполне щадящими, а в других крайне болезненными. Именно поэтому Россия пыталась и до последнего момента будет пытаться найти пространство для компромисса, который позволит уже не очень плавно и мягко, но хотя бы контролируемо приземлить Запад и обеспечить реформирование системы вместо её разрушения. Остальные варианты хуже.
Просто надо понимать, что Россия тоже не всемогуща и её пространство для манёвра тоже не бесконечно. По мере развития и углубления кризиса оно быстро исчерпывается. В один прекрасный момент Запад может оказаться в позиции Зеленского, у которого нет никакого выхода ни хорошего, ни даже плохого. Он ушёл за горизонт событий.
