Мы вернемся...

Мы оставляли Славянск ночью. Настроение у всех – у солдат, у командиров, было - паршивей некуда. Мы так привыкли к мысли о том, что Славянск – это второй Сталинград, мы так готовы были биться за каждый дом, за каждый камень, что сама мысль о том, что можно, вдруг, так – ночью, без боя, без шума - оставить город с его верившими нам и в нас жителями, с моей, ставшей уже мне родной, 84-летней Л. Н., которая завтра не услышит моего условного стука в дверь (я обещал принести ей воду), с красивыми девочками Настей и Лерой, с которыми мы условились встретиться в одном из кафе в центре города «…на Петра и Павла, 12 июля, чтобы отпраздновать Победу»… - сама мысль об у х о д е казалась недопустимой, святотатственной… Мы превратили город в крепость - весь город был «обернут» несколькими слоями баррикад, выложенных из бетонных блоков, мешков с песком и автомобильных покрышек…

Еще сегодня утром, на «Целинке» - на одном из окраинных блокпостов - я видел, как бойцы основательно, «с душой», укрепляли позиции, «зарывались» в землю, наращивали стены заграждений – и люди, оставшиеся в городе, тоже видели всё это, и эта уверенность ополченцев в том, что город они не сдадут, их готовность остаться здесь, чтобы победить или умереть – передалась и жителям, придавая им сил и веры в то, что все их лишения, страдания, всё их нынешнее сюрреалистическое существование - жизнь под постоянным обстрелом, гибель соседей, родственников, детей; ночи в тесных темных - «выросших» вдруг до статуса «бомбоубежищ» - подвалах, дни в очередях за гуманитарной помощью, за водой, информационный голод… - всё это не напрасно, и это негласное единение мирных жителей и защитников города, когда все прекрасно осознают, что для т е х - для «освободителей» - здесь, в Славянске, нет «мирных» жителей, здесь все – «террористы» и их пособники, и полное отсутствие паники, напротив – собранность и слаженность (насколько она возможна в таких обстоятельствах), когда каждый - сам себе – находит свое место; мать – 24 часа в сутки не выходит из кухни в солдатской столовой, готовя - часто без света и электричества, при свечах – еду и тревожно прислушиваясь к канонаде, пытаясь определить – куда именно сейчас ложатся снаряды «укров» - в какой район города: неужели опять удар принимает на себя многострадальная Семеновка, где на позициях находится ее сын, ополченец… — это всё тоже не зря; мы были уверены, в том, что мы всё выдержим, что мы выстоим…

 


… Колонна - «камазы», «мерседесы», грузовые «газели» и прочая разношерстная техника, ощерившаяся пулеметными и автоматными стволами, начала выезжать, с выключенными фарами, из ворот САТУ, и двинулась по ночному городу. Я боялся поднять глаза на темные глазницы окон, утешая себя мыслью о том, что город спит, и вместе с тем понимая, что эта железная возня, этот тревожный гул моторов (и оттого, что этот рокот был, по возможности, приглушен, атмосфера тревоги и надвигающейся беды еще больше окутывала ночной город) разбудили уже всех, кого только можно в близлежащих домах, и люди смотрели, не веря своим глазам, из-за штор и занавесок, как ополченцы скрытно покидают город.

 

Я думал о своей недавней статье с непростительно, как мне казалось, многообещающим заголовком: «СЛАВЯНСК ГОТОВИТСЯ К ПЛОТНОЙ ОСАДЕ». И с совсем уже – в эту ночь – нелепо выглядящим финалом статьи:

« … Да, Славянск находится в оперативном окружении. Стратегические каналы доставки оружия и продовольствия потеряны. Да, проблем много. Но Славянск готов к обороне».

Ну, - спрашивал я себя, со злостью и с ненавистью к себе, - и где же ты, со своей обещанной «обороной»? Как теперь ты будешь жить, как будешь этим людям в глаза – потом – смотреть? И будет ли у них это «потом»? Я думал о завтрашнем, просыпающемся утром Славянске, с пустыми казармами и с пустыми бойницами разбросанных по городу баррикад, и ничего не мог понять. Точнее, не хотел понимать. Я понимал, что «Первый» прав. Головой понимал. Но сердце....

Сердце не могло вместить в себя всю стратегическую мудрость этого плана. Лица женшин, детей и стариков Славянска, их глаза, полные недоумения и молчаливого упрека, стоящие передо мной, мешали мне увидеть всю безошибочность этого замысла, перекрывали всю виртуозность этого маневра.

О том, что стрелковская армия была готова умереть в битве за Славянск, знали все. При сложившемся, на тот момент, соотношении сил, они, эти полторы тысячи спартанцев, были обречены на героическую гибель. И такой исход устраивал, если не всех, то – очень многих. И не только в Киеве…

Но такой финал не устраивал командующего этой армией, который не имел права погубить здесь, в этом небольшом русском городке (уже обозначенном на картах киевских военачальников как большой пустырь), вверивших ему свои жизни ополченцев, и этим, практически, решить судьбу битвы за Новороссию.

И я, вдруг, впервые в жизни, понял – прочувствовал, что могли ощущать люди, солдаты, оставляя, в соответствии с решением, принятым Кутузовым, Москву. С какой тяжестью на сердце они уходили из города, заставляя себя подчиниться приказу, поверить своему Главнокомандующему. Может быть, сравнение не очень тактичное, не совсем – исторически - справедливое, но для меня, в ту ночь – да и до сих пор, – Славянск был и есть ничуть не менее значим, чем Москва. Кто знает, не называйся этот маленький городок именно так – «Славянск», - может быть, я бы и не оказался здесь. Очень много всего - и исторически, и этимологически – сошлось, переплелось в этом названии.

«Славянск!» - как много в этом звуке

Для сердца русского сплелось!».

Для моего – уж точно.

Мы вышли, практически, без потерь. «Практически» - это такая, не очень хитрая, уловка, означающая «почти». То есть потери были. За выход стрелковской армии из Славянска без ощутимого урона - заплатили своими жизнями два экипажа из бронегруппы славянского гарнизона. Они могли проследовать спокойно за всей колонной, не устраивая себе «проблем», но, в этом случае, украинский блокпост, контролировавший этот участок дороги, конечно же, не смог бы не заметить растянувшуяся на выходе из Славянска колонну (в которой, кроме самих ополченцев, было и много членов их семей) и открыл бы по ней огонь. Бойцы приняли решение самостоятельно и - атаковали блокпост. Завязался бой, внимание противника сосредоточилось на бронегруппе; шум и грохот этого боя перекрыл, неизбежный при таком количестве транспорта и военной техники, шум движущейся колонны и, в результате, основная колонна вышла без потерь. Большая часть, вызвавшей удар на себя, бронегруппы погибла. Вместе с бойцами героически погибла и единственная среди них девушка, Ксения Чернова, оператор-наводчик БМД-2.

Каждый день из Славянска в Донецк приходят люди, беженцы. До сих пор, оттуда, каждый день, выходят, с боями, наши товарищи, ополченцы. Они рассказывают о том, что творится в оставленном нами городе, о зверствах «освободителей»… И это тоже – наши потери, которыми оплачен (и продолжает оплачиваться) выход армии из окружения.

Всех, кто приходит оттуда, я расспрашиваю о женщинах из нашей солдатской столовой в Славянске. Уже неделя прошла с того дня, как я услышал о том, что их расстреляли. Эту информацию о расстреле, с подробностями, мне подтверждают все, каждый день выходящие оттуда, люди. Но я не верю. Я не хочу им верить. Я вижу лица этих девочек, молодых и не очень. И я вижу глаза и слышу голос усталой немолодой женщины, одной из них («Иллюзия», так называлось кафе, в помещении которого была столовая), когда она, на мой вопрос: «Устали?» - ответила: «Нет. Нормально…», и, посмотрев на меня, добавила: «Вам – тяжелее». И я вижу девочку с раздачи, с которой у нас, как-то сразу, с первого дня, сложились теплые отношения, и которая в последний вечер в Славянске (света не было, горели свечи, столовая уже закрывалась), спросила: «Что же будет?..» Я не мог, не имел права ей сказать, что мы этой ночью уходим. Я был убежден, что им это скажут (в нужный момент) те, кому они подчинялись. Я молча, не отвечая, смотрел на на нее… И она вдруг прильнула ко мне, обняла. Мы постояли и, так ничего больше и не сказав, я ушел. Почему они, эти девочки из «Иллюзии», решили остаться («дом, семья?..») – я не знаю. Только я вижу их всех, и снова, и снова расспрашиваю выходящих оттуда людей, надеясь на то, что эта информация однажды не подтвердится…

В ночь отхода, и весь следующий день, я, сквозь слезы, повторял про себя строчки Константина Симонова, написанные им в 41-м:

«…Ну, что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: "Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем…"
. . . . . . .
Мы вернемся.

( 18 июля 2014)
Юрий Юрченко, поэт и солдат Новороссии

 

Предыдущий пост

Посмотреть

Следующий пост

Посмотреть

Другие статьи

Комментарии4

Zoom15
Zoom15 6 июля 2016 18:02

Для того, чтобы на Донбассе наступил мир, карателям нужно оставить его в покое. Всё очень просто .Однако, тут задействована большая политика, а Порошенко выполняет указы Штатов, и ведёт ситуацию лишь к эскалации конфликта. И не понятно, что делать дальше.

    
chushoj
chushoj 6 июля 2016 19:41

Цитата: Zoom15
И не понятно, что делать дальше.

---
Выполнить минские соглашения. А то ведь вернутся.

    
manson_ds
manson_ds 6 июля 2016 20:50

Насчёт "мы вернёмся" спросите у Славянцев хотят ли они "провокаций" московских цен и низких зарплат?

    
JacksonZWnot
JacksonZWnot 22 ноября 2017 14:10

Комплексное интернет-продвижение сайтов!
Сбор различных баз для продвижения в интернете
Эффективно и недорого. Писать в ICQ 656310373

    

Оставить комментарий

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.