Мнение: О ЛИБЕРАЛЬНОМ РЕВАНШЕ

Юрий Мартьянов / Коммерсантъ

Консолидированному обществу всегда кажется, что разного рода неприятности ему нестрашны.

«У нас это невозможно» говорили в СССР о реставрации капитализма, ведь согласно откровению «научного коммунизма» к семидесятым годам ХХ века, с формированием социалистического лагеря, «социализм победил полностью и окончательно», невозможной считалась не только реставрация капитализма внутренней оппозицией, физически уничтоженной ещё до Великой Отечественной войны, но и извне. Наличие мощнейшей в мире армии и второго по величине ядерного арсенала, способного несколько десятков раз уничтожить всё человечество, а также абсолютно консолидированного общества убеждало массы в правоте этих выводов.

Также мы говорили, что «у нас невозможен нацизм», ведь каждая семья потеряла родственника, а то и не одного в борьбе с ним. Оказалось возможен. Не во всех постсоветских государствах нацисты пришли к власти, но во всех они есть.

Глядя на современные США и Европу мы говорили «у нас невозможны те же проблемы с миграцией, что и у них». Но по уровню потребления и концентрации общества мы сейчас находимся на их уровне конца 70-х – начала 90-х годов, когда Запад переживал свой взлёт. И наша дискуссия вокруг того, как ограничить приток мигрантов в страну, сохранив для коренных граждан тот самый высокий уровень потребления, во многом достигающийся за счёт обеспеченного мигрантами удешевления труда, практически повторяет западную тридцатилетней давности.

Это не значит, что мы повторим их путь буквально, но и Запад так и не добился проведения единой миграционной политики: есть Венгрия, есть Польша и есть Германия – и это три разных миграционных политики (а стран в ЕС почти три десятка).

Общество не может быть вечно консолидированным вокруг одной цели. Она либо достигается и тогда «пора отдохнуть и насладиться плодами победы», либо остаётся недостижимой и тогда в консолидирующей идее и её приверженцах разочаровываются. Если не находится иных консолидаторов, общество также скатывается в неуправляемый гедонизм. Тактической целью становится потребление ради потребления, а стратегическая цель исчезает.

Выдыхаются даже секты свидетелей конца света. После пятого-десятого перенесения даты ожидаемого события, в адептах остаётся только маргинальная группка абсолютно акцентуированных личностей, хранящих личную верность сдувшемуся гуру, а легионы былых почитателей уходят к новому «пророку».

Этот процесс во всей полноте вы можете наблюдать на базе нынешнего движения «героев авмяка». На первом этапе «герой» бескорыстно и за свой счёт возит в Донбасс леденцы детям и носки взрослым, поскольку на большее денег нет. Затем, пользуясь выстраданным авторитетом он объявляет срочный сбор на что-нибудь недорогое, но и недешёвое (одному, поиздержавшемуся на носках и леденцах, не потянуть) «никогда ни о чём не просил, но речь идёт о жизни и смерти» (оборудование, приспособление, лекарство или что-то ещё нужны были позавчера, но если поднапрячься и быстро собрать авмяк, то человека ещё можно спасти).

На третьем этапе срочносборы становятся постоянными – «ребята просят», а запросы растут вначале до десятков, затем до сотен тысяч, а затем и до миллионов – новый «герой авмяка» выходит в большую жизнь, вернее на большую дорогу. И тут он встречается с конкурентами, которые давно обсели тему и не согласны делиться «нажитым непосильным трудом» — лох, конечно, не вымрет, но его популяция (безоговорочно несущих последние копейки по первому требованию «героев авмяка») ограничена – то, что соберёт один не достанется другому. Чем больше «героев», тем меньше авмяка на долю каждого.

И тут начинается этап обычной конкуренции – правила её одинаковы и для артистов, и для финансистов, и для аферистов – если вы узкий специалист и не можете расширить спектр предоставляемых услуг, повысить их качество или снизить цену, то, с появлением конкурента, пасущегося на том же поле, автоматически включается «правило людоеда» — не сожрёшь ты, сожрут тебя. Кто-то конкурентную борьбу проигрывает и выпадает на обочину – к носкам и леденцам, а кто-то становится новым «гуру».

Принцип один и тот же и действует во всех случаях, консолидирующих хоть малую группу людей, хоть целое общество – ради сохранения консолидации цели должны меняться. Некоторые идеологические движения пытаются выжить за счёт ребрендинга: меняются символы, форматы, лидеры, а заявленная недостижимая цель остаётся неизменной. Это на некоторое время тормозит процесс распада. Но большинству людей рано или поздно надоедает «убивать лису» так же, как в прошлом году «ничего нового не вносить в искусство охоты». Как только появляется новый убедительный лидер с новой (обязательно благородной) идеей, они массово бросают старого (остающегося с акцентуированными маргиналами») и идут к нему.

В общем, если мы не хотим, чтобы смена целей, а значит и смена смыслов заставала нас врасплох, как застали врасплох 90-е «прорабов перестройки», начавших ныть, что их обманули, а СВО «героев майдана», ноющих, что не этого они хотели (хоть всех предупреждали), ею (сменой целей) необходимо руководить. То есть, по исчерпании потенциала одной цели предлагать обществу другую, не менее консолидирующую.

Сейчас наше общество консолидировано вокруг необходимости достижения победы в противостоянии с Западом. Для многих смысл этой победы заключен в победоносном завершении СВО. Хоть каждый видит эту победу по-разному, но в целом общество готово принять почти любой её формат. Но недовольные в любом случае будут, так как одни не хотят «идти до Парижа», а другие не желают «отдавать врагу русские земли». Нет даже в первом приближении единого мнения и в том, что делать с территорией бывшей Украины и как интегрировать в российское общество те миллионы украинцев, которые не убегут на Запад, но и вернуться в русскость, признав себя русскими, не захотят.

Пока сохраняется консолидация вокруг СВО эти дискуссии не выходят за пределы лёгкой ряби на спокойном море. Но сразу же после окончания, если мы не будем готовы сохранить контроль над ситуацией и предложить обществу новую консолидирующую цель, мы рискуем почти моментально перейти к шторму, быстро набирающему вес идеального.

Этот опыт переживали и мы в СССР, и многие другие страны. Пока участники СВО воюют на фронте, их все любят. Практически все согласны с тем, что они то ли могут, то ли даже должны (кому должны?) сформировать новую (четную и непогрешимую) российскую элиту. Они далеко и никому не мешают, а люди любят демонстрировать своё благородство в тех случаях когда интересы объекта их бескорыстной любви никак не пересекаются с их личными интересами.

Сейчас общественность думает, что формирование из участников СВО российской элиты – это назначение их на должности министров, губернаторов и более мелких чиновников, на которых они будут не есть и не спать, взяток не брать, ошибок не совершать, а только о народе радеть. Но когда герои вернутся с фронта, выяснится, что не все они вписываются в мирную жизнь: у кого-то посттравматический синдром, а кто-то изначально бежал в СВО от проблем вызванных врождённой неспособностью к социализации. Кроме того, далеко не все качества, ценные в бою, оказываются востребованными в мирной жизни.

Однако бытовые проблемы, связанные со столкновением людей привыкших к тому, что «добро должно быть с кулаками» и обычными обывателями – лишь верхушка айсберга. Эти проблемы затронут общество точечно и сами по себе не способны вызвать серьёзное недовольство.

Но мало кто из участников СВО пойдёт в депутаты, министры, губернаторы и далеко не все из ушедших в политику оправдают надежды общества, как и их собственные надежды далеко не всегда оправдаются. Большинство будет составлять элиту по месту своей основной трудовой деятельности. И вот тут-то начнётся главная проблема. Найдётся миллион обиженных тем, что на место водителя, инженера, токаря, менеджера, слесаря, экспедитора взяли участника СВО, тогда как обыватель его присмотрел для себя или своего родственника. Обиженные будут рассказывать, что они-то, обиженные, специалисты на голову выше, а взяли другого «только потому, что он из СВО, потому, что льготы».

А кто-то наоборот, в ответ на аргумент «я воевал» услышит «я тебя туда не посылал».

В общем, когда две России – воюющая на фронте и собирающая на носки и леденцы, на дроны и оптические прицелы, на средства РЭБ и бронежилеты, видят лишь идеальный образ друг друга, будучи искусственно разделены войной, они абсолютно консолидированы. Но когда военная опасность пройдёт и надо будет пожинать плоды победы, идеальные образы сменятся столкновением реальных интересов конкретных и не всегда близких, понятных и приятных друг другу людей. И возникнет далеко не всегда доброжелательная дискуссия.

При этом, к концу СВО в победившую Россию вернётся масса либералов, тихо отсидевшихся в нейтральных странах и ничем себя формально не запятнавшая. С новыми территориями Россия получит пару десятков миллионов граждан, которые не всегда так же однозначно, как население старых регионов, будут воспринимать победу в СВО и всё, что с ней связано. Для многих из них эта победа будет личным поражением (в том числе и поражением статусным). Общество же из которого выйдут эти десятки миллионов новых россиян было инфильтровано либеральными идеями значительно сильнее чем российское на любом этапе своего развития.

Поднимут голову и сторонники либеральных идей, оставшиеся в России. Сейчас они маргинализированы. Их бывшие лидеры скомпрометированы, их идеи не востребованы, 90% общества против них. Но с изменением баланса сил и с началом колебания общественных настроений, они вновь выйдут на авансцену.

Их призывы будут более чем благонамеренны: «страна пережила полтора десятка лет сильнейшего напряжения, общество устало, люди выдохлись, надо дать народу пожить в своё удовольствие и насладиться плодами победы – меньше надрыва, больше гедонизма, давайте раздадим народу-победителю деньги и льготы – пусть наслаждается, заслужил».

Широкие массы легко клюнут на эту наживку, а масса мелких противоречий и личных недовольств, вызванных поствоенным соединением двух, несколько лет друг друга не видевших, Россий придаст новым «мирным» идеям дополнительный импульс, так как каждый будет вкладывать в них свою надежду на преодоление возникших противоречий.

Проснувшись в один прекрасный день, мы можем обнаружить, что консолидированное общество расколото пополам, что наша победа уже не наша, а тех, кто мечтал о поражении России в этой войне. На границах же стоят недобитые «друзья и партнёры» и широко улыбаясь дружелюбно заманивают в новый капкан. Ведь с окончанием СВО борьба с Западом не кончится, только дополнительно ожесточиться, перейдя, возможно временно, из военной сферы в политическую и дипломатическую, финансовую и экономическую, информационную и пропагандистскую.

Чтобы не попасть в «ловушку победителя», раньше времени почившего на лаврах, нам необходимо к концу СВО (который уже не за горами) иметь новую цель, понятную для общества и консолидирующую его. Не знаю, что это будет за цель (возвращение утраченного космического первенства и колонизация Марса, создание новой глобальной политико-экономической системы, взамен почившего Pax Americana или что-то ещё) но эта новая консолидирующая цель должна сочетать в себе в равных дозах стремление к созиданию фундамента глобального будущего для нашей страны и общества и возможность жить в комфорте.

Первое будет важно пассионариям, чахнущим в мире стабильности с медленно ползущими, а то и вовсе неработающими социальными лифтами и, в результате, пытающимся этот мир сломать. Второе – обывателю, устающему от вечных призывов пассионариев, затянуть пояса, и вырвать из своей груди сердце, чтобы осветить путь будущим поколениям.

Никогда не надо забывать, что видим и слышим мы призывы кучки пассионариев, бредящих великим порывом и великим прорывом, но опираемся на ежедневный рутинный труд мечтающего о скромном личном комфорте обывателя. Только то общество бывает устойчивым, в котором соблюдён баланс этих двух противоречий, достигнуто их хрупкое единство.

Господство обывательской рутины, блокирующей любую инновацию («как бы чего не вышло») заставляет общество гнить и разлагаться, а господство вечно мчащихся вперёд на предельной скорости пассионариев, часто приводит к тому, что не вписавшееся в очередной поворот общество летит с обрыва на скалы.

Предупреждён – вооружён. Предусмотрительность ещё никому не помешала, но многих спасла.

Ростислав Ищенко